На трапе он поцеловался со всеми, кто встретился ему. И всю ночь кондуктор-большевик мирно спал в вагоне, бежавшем через лесистые тундры. Самокин не знал еще, что его ждет в Петрограде, как не знали того и те, кто оставался в Мурманске.
* * *
Вид Мурманска приводил Власия Труша в трепетное содрогание. «Во, лафа выпала! – думал он. – Небось в эдакой трущобе и жрать подают одни сухари… Ежели, скажем, по три рубля рвануть за каждую банку? Сколько же это будет?..»
Подсчитал и снова впялился в иллюминатор: «Да что там три! Нешто в эдаком краю, где ништо не водится, и по пятерке не накладут?» И с упоением наблюдал он всю мурманскую разруху и неустроенность окаянной человеческой жизни. «О себе тоже, – размышлял, – забывать не стоит…»
С такими-то вот мыслями, полными самого благородного значения, боцман Труш и вышел в середине дня на каменистый брег земли российской – земли обетованной.
– Эй! – окликнул прохожего. – А главный прошпект где?
– Где стоишь, там и будет главный.
– По шпалам-то?
– Милое дело, – ответил прохожий.
«Пройдусь разведаю», – решил Власий Труш и, выпятив грудь, закултыхался по шпалам.
И вдруг… О эти «вдруг»! Как они играют человеком!
Сидела на ступеньках вагона баба, держа на коленях младенца. А сей исторический младенец играл пустой банкой из-под ананасов. Как раз той фирмы, какую закупил в Сингапуре и сам Власий Труш… Боцмана малость подзашатало, и он долго озирался вокруг, словно перед злодейским убийством.
Потом заботливо склонился над младенцем, приласкал его.
– Так-так. На солнышке греется… Балуется, значит!
– Руки все вымотал, – печаловалась баба. – Уж я порю его, порю… Никакого толку!
– Тя-тя… Тя-тя… – пролепетал младенец.
– А баночка-то, – схватился Труш за жестянку, – красивенькая… Где взяла? – вдруг гаркнул он на бабу. – Отвечай!
– О чем ты, родимый? – испугалась баба.
– Отвечай, где взяла ананасью банку?
– Батюшка милый, да пошла до лавки и свому огольцу купила.
Труш развернул в руках платок, остудил лицо от пота.
– Купила? – засмеялся. – Да что ты врешь, баба? Это же господская штука… Три рубля банка стоит. Где тебе!
– Не сочиняй ты, – обиделась баба. – Налетел, будто я украла… Эдакого-то добра у нас много. Вот картошки нет, картошка в этих краях дорогая. Три рубля одна насыпочка стоит. Да вить… насыпать разно можно. А это – тьфу, ананасина твоя!
– И он, твой шибздик… что? Никак съел?
– Съел, батюшка. У него пекит хороший. Все руки, говорю, отмотал мне, проклятый…
– Сколько же ты заплатила за банку?
– А сколько? Как все, так и я… за полтинник. У гличан, слышь-ка, такого барахла много навезено. Вот мы и кормимся…