Двери кабинета вразлет – на пороге Эллен.
– Выгляни, выгляни! – крикнул он.
– Куда?
– В окно, конечно…
Небольсин продышал в заледенелом окне слезливую лужицу. И увидел, как на перроне, под тусклым светом керосиновых фонарей, шевелится какой-то ежик, блестя острыми иглами штыков. Донеслось: «Рррр-авняйсь!» – и вздрогнули головы в шлемах, в ушанках и в кепках. Низенький пожилой человек в кожанке побежал вдоль строя, длинная кобура маузера колотила его по бедру, и вот он сипло, простуженно выкрикнул:
– …Арш!
Двинулись, бухая в доски перрона, и Небольсин задернул окно плотной, непроницаемой ширмой.
– Не понимаю, поручик Что я должен был усмотреть в этом?
– Как же вы ничего не поняли? – ответил Эллен. – Ведь это не просто отряд большевиков, а отряд ВЧК!
Небольсин невесело посмеялся.
– Милейший поручик! Вот задача: две карающие руки, ваша и рука ВЧК, должны схватить за горло. Кто кого?
– Только не меня.. – ответил Эллен и, стегнув воздух длинными полами промерзлой шинели, быстро вышел.
А на смену поручику протиснулся в кабинет затрушенный чиновник с кокардой министерства просвещения на фуражке. Уши его были по-бабьи повязаны платком от мороза; за ним возвышалась массивная дама в окружении крест-накрест перевязанных шалями девочек с наивными глазами. Беженцы!
– Сударь, я и моя жена, урожденная фон Гартинг (Небольсин слегка поклонился) и мои девочки, – говорил педагог, – спасаемся от сатрапии большевиков. Приняли мы эстонское подданство и вот спешим на пароход – вокруг Скандинавии, ибо в Петрограде кораблей нет и быть не может Подскажите, сударь, где нам можно переночевать?
– Гостиниц в Мурманске нет, – сказал Небольсин, сочувствуя беженцам. – Правда, в Коле существует старинный постоялый двор, но он уже превращен союзниками в притон. Единственное, что я могу вам посоветовать: разыщите на путях вагон с печуркой, разломайте любой забор – и живите в ожидании парохода на вашу новую родину. – Сказал, а сам подумал: «Пропадут они там!»
– Боже! – закатила глаза дама. – Хоть бы поскорее кончилась эта проклятая Россия… эти печки и заборы, нищета и страх! Европа! Как я хочу в Европу… сияющую огнями!
Ни поручик Эллен, ни сам Небольсин не заметили, что поезд из Петрограда оставил на перроне волшебное диво – молодую яркую женщину, одетую с вызывающей роскошью. Ей, видимо, было мало дела до революции, и пышные опоссумы струились вдоль узких плеч. А на громадной шляпе, плохо вписываясь в пейзаж станционной разрухи, колыхались под ветром диковинные перья. Поставив на снег баул из желтой кожи, красавица сунула руки в пышную муфту и растерянно озиралась по сторонам.