* * *
Он никак не мог сознаться Ядвиге, что давно уже разорен.
Дни – в ожидании парохода – мучительные, незабываемые. Ссорились, снова мирились.
– Я сделала почти невозможное, – говорила женщина. – Ради тебя. Ради нашей любви… Ты думаешь, мне было легко вырвать этот паспорт для тебя от этого идиота Белоусова!
– А кто это такой?
– Ах, матка-бозка! Это литовский консул в Петрограде.
– Белоусов-то?
– Ну да, Аркашка, не мучай меня… Сейчас все Белоусовы согласны стать хоть неграми, только бы выбраться на свободу из этого российского ада!
Конечно, Небольсин догадывался: Ядвиге пришлось немало побегать, немало пострелять глазами и немало потратить денег, чтобы этот сомнительный «консул» признал его, Небольсина, истинно русского человека, литовским подданным. Литва получила от немцев-захватчиков автономию и управлялась загадочной Тарибой; там, в сытом Вильно, играла сейчас берлинская опера, там за русский рубль давали сейчас две подлые германские марки. Обо всем этом и, рассказывала Ядвига, явно заманивая его на виленское житье… «Благодарить ее или возмущаться?»
– Пусть дают хоть тысячу марок, – отвечал Небольсин. – Мне противно, что наши рубли так низко пали… Какое они, подлецы, имеют право оскорблять наш рубль!
– Деньги… Разве они краснеют от стыда?
– Деньги – нет! Но зато я краснею за деньги… Ядвига – до чего же неудобное имя! Невозможно тебя выругать. Как? Ядвижища? Ядвижка?.. В любом случае ты, моя дорогая, остаешься всегда безнаказанной!
– Зато ты – презренный Аркашка.
– Вот именно, о чем я и говорю, – соглашался Небольсин.
– Ах, – вздыхала Ядвига, – но кому нужен твой патриотизм?
Она была права, и это наводило на печальные размышления.
– Да. Сейчас, к сожалению, никому не нужен. Но патриотизм не масло! И не каша! Он не испортится. И он всегда пригодится. Не сейчас, так позже… А ты неумна, моя прелесть: глупо делать из меня литвина!
– Не забывай, – грозилась женщина, – еще не все кончилось: твою Россию ждет тяжкое время.
– Россию – не тебя же! Я был подданным великой Российской империи. Наконец я стал гражданином Российской республики. Пусть я – чижик, но я сижу на ветвях могучего дуба.
– Дуб твой, Аркашка, подпилен и скоро рухнет.
– Неправда. И вдруг ты желаешь пересадить меня с ветвей дуба на жалкую картофельную ботву… Я не верю в будущее лимитрофов. Рано или поздно эти княжества, искусственно созданные Германией, будут сожраны… самою же Германией! Или они снова примкнут к России. В первом случае я не желаю подчинять себя прусскому хаму. А во втором – мне будет стыдно как изгою возвращаться в лоно матери-родины уже иностранцем. Я русский и не хочу быть беглецом!