– Вы здесь старший? – спросил угрюмо.
– Садитесь, – ответил ему Небольсин.
– Перекройте пути перед французским бронепоездом!
– Я не имею права, – возразил Небольсин, – закупорить дорогу, дающую России пока единственный выход в мир. Нет, я не имею права.
– Саботаж? – спросил Комлев. – Ты знаешь, что за это полагается?..
– Знаю, – прервал его инженер. – И однако ничего перекрывать на путях не буду. Бронепоезд французов, если вам угодно, можно задержать южнее. Но только не здесь… Там, южнее, ваш отряд Спиридонова, там большевики в Совжелдоре, а с меня – взятки гладки…
Щелкая на стрелках, мимо станции тяжелым чудовищем проскочил бронепоезд – на этот раз уже до самой Кандалакши, и нигде не был задержан.
Небольсин заглянул в консульство:
– Дружище Лятурнер, вы докуда собираетесь увеличивать пробеги вашего мастодонта?
Лятурнер сидел в качалке с газетой в руках. Оттолкнулся от пола – и высоко вздернулись его колени в замшевых леях.
– Только до Званки, Аркашки… только до Званки!
– От Званки до Петрограда, – разумно ответил Небольсин, – всего сто четырнадцать верст. Большевики вряд ли обрадуются вашим платформам с пятидюймовками!
– А мы здесь, Аркашки, не для того, чтобы их радовать…
Небольсин подумал и неожиданно обозлился:
– Черт бы вас всех побрал! Вы здесь в политику играете, а поставит к стенке Комлев не вас, а меня!
Лятурнер засмеялся.
– Не поставит он тебя, Аркашки. Сила уже на нашей стороне…
На прощание Небольсин сказал:
– Милые французы, все это кончится очень скверно. И для меня. И для вашего бронепоезда… Как начальник дистанции, я заранее снимаю с себя всякую ответственность в случае, если ваш «бепо» будет найден на перегоне колесами кверху…
В командной палубе «Аскольда» хоть топор вешай: накурено. Полундра – митинг! На этот раз сидячий и лежачий. Стоячие отошли в область преданий. Матросы – на рундуках, болтаются в подвесушках. Даже не митинг, а беседа, дружеская беседа. Два громадных чайника из красной меди плавают в дыму, по ходу солнышка. Вопрос обсуждается на этот раз очень серьезный: воевать или не воевать за Печенгу?
По дешевке, как было при царе, умирать теперь никто не хочет: все деликатно обмозговывают. Примерно так:
– Финны – белые? Факт, белые. За ними – немец? Он, проклятый. Шпарил немец на красный Питер, теперь по указке кайзера идет белый финн на Ухту, на Кемь, на Печенгу…
В одних кальсонах, с голыми животами, наскакивали:
– Да пойми ты, башка от кильки! Войне-то конец! Нет войны! На кой тебе ляд сдалась эта Печенга? Что там – Петергоф, што ли? С барышней и то хрен пройдешься. Волков только морозить…