– Вот, князь, начальство опять мне поросенка подкладывает! Дела у Сережки Зубатого, после ссылки Шасвича, видать, неважные. Но, говорят, что и сам Плеве порядком взнуздался от Зубатова…
Вице-губернатор пригляделся через пенсне к мелким буковкам, пристегнутым сверху над цифровым кодом:
Секретно По линии
Ожидается появление из Москвы социалиста Виктора Штромберга. Приметы: высок, белокур, сипловат, усов и бороды не имеет. Демагогии вышепоименованного препятствий не чинить. Сообщение о его прибытии провести по каналам губернии.
– Что сие означает? – удивился Мышецкий.
– Отсюда не видать. Виктор Штромберг… не знаю такого! Ну, что же. Пусть поболтает. К демагогии нам не привыкать!
Огурцов доложил, что некий господин Кобзев желает видеть вице-губернатора.
– Пусть подождет. Я сейчас занят.
Сущев-Ракуса прищемил Огурцова в дверях своим взглядом.
– Нет уж, – сказал жандарм, якобы уступая. – Пусть господин Кобзев входит. А я повременю, Сергей Яковлевич.
– Ну хорошо, – согласился Мышецкий. – Просите…
Аристид Карпович повернулся к стене, разглядывая карту, а Кобзев минут пять толковал Мышецкому свои мысли о разгрузке губернии от нашествия переселенцев.
– Советую, – говорил Иван Степанович, – посетить вам Свищево поле за городом. Это печальное место. Могилы следует убрать, благо их никто не посещает. Холерный барак раздвинуть пошире. Хорошо бы сложить печи, а в них – котлы…
Сергей Яковлевич слушал его на этот раз рассеянно, часто кивая с торопливой благодарностью:
– Спасибо, спасибо. Я разберусь… Да, да, конечно!
Кобзев направился к дверям, но Сущев-Ракуса остановил его неожиданным возгласом:
– Господин… Криштофович? Кобзев остановился:
– Вам нельзя отказать в хорошей памяти, Аристид Карпович.
Жандарм очень спокойно вставил папиросу в тоненькую камышинку самодельного мундштука.
– Рад, – сказал он и смоченным на языке пальцем подклеил порванную папиросу. – Рад встретиться… А вы стали, видит бог, заправским статистиком?
– Да, А вы с тех пор, как я видел вас на Каре, уже стали полковником?
– Плодам созревать к осени.
– Иногда – и гнить, господин полковник!
Мышецкий заметил, что пальцы рук у него мелко трясутся, и он стиснул их в непрошибаемые кулаки. Решил молчать – не вмешиваться.
– Кстати, господин полковник, – продолжил Иван Степанович, – хочу напомнить, что я прибыл сюда как… Кобзев!
Сущев-Ракуса весело рассмеялся:
– О, это вас не должно тревожить! Вы еще только подъезжали к Уренску, а я уже отметил ваше прибытие под той фамилией, под которой вам и следовало бы быть… Идите, господин Кобзев, или Криштофович, и прошу вас не делать глупостей, ибо (вы сами понимаете) вы находитесь у нас под строгим надзором.