– И что? – спросил Юра.
Я слышала, как в соседней комнате шумно спал Миша. В бронхах ходила мокрота. Вдох-выдох, вдох-выдох… Мы готовили себе ужин.
– Да ничего, просто… Если бы не Мишкина болезнь, спровоцированная ливнем, то, знаешь, как будто и не было ничего. Никто не помнит этого водителя, нас никто не видел в этом селе. Этот дуб, туман, яблоки… Вообще весь этот дом…
Юра оставил салат на столе и подошел ко мне.
– Маричка, посмотри на меня. По адресу Ленина, восемнадцать – дача брата Володи, анестезиолога, он реальный человек, он работает с Сашей. Просто люди, которых ты сегодня спрашивала, не знают о происшествии, это совпадение. Не надейся, что я позволю тебе считать эту ночь выдумкой!
– Но согласись, все так иллюзорно. Ты можешь себе сейчас представить, что утром мы целовались?
– Могу. Тебе напомнить, как это было?
Я отвернулась. Он ждал. Заговорил первым.
– Послушай, мы устали. Это правда. Ребенок заболел, нам тяжело. Но это не отменяет того, что произошло.
– А что произошло? – спросила я, недоверчиво подняв бровь и не глядя на него. Я не хотела ответа.
– Посмотри на меня.
Я не поворачивалась.
– Маричка, повернись ко мне. Не вынуждай меня опять применять силу. Хотя…
Он взял меня за запястья и поднес их к моему лицу. Получилось, что он меня обнял сзади. И это ощущение не было для меня естественным, я не привыкла к его объятиям. Они для меня чужеродны. Он по-прежнему для меня Юрий Игоревич Мисценовский, известный нейрохирург, женоненавистник, случайный человек в моей жизни, мужчина из мечты, который не может стать моим.
Юра завернул манжеты рубашки и показал синие следы от своих пальцев.
– Не думал, что буду рад их опять видеть, но тебе не кажется, что это неопровержимые улики?
Я вздохнула. Я слушала хрип в комнате. Юра отпустил мои руки и отошел от меня.
– Неужели ты не чувствуешь, что мы не близки? – спросила я.
– Не близки? Я чувствую усталость после таких тяжелых выходных, я чувствую тревогу за сына, чувствую голод, чувствую страх потерять тебя, но не отсутствие близости. Я хочу закрыть эту тему на сегодня, потому что знаю: с тобой на ночь, когда ты уставшая, говорить запрещено. Ты начинаешь выдумывать и преувеличивать факты. Ты как будто ищешь монстров и, конечно, их находишь! Я уже давно убедился, что все серьезные и важные разговоры с тобой нужно вести утром.
Я взяла из микроволновки горячее молоко и села на диван. Миша хрипел.
– Забавно. Я разве тебе рассказывала о таком наблюдении за собой? Я вправду на ночь паникую. Я это о себе знаю.
– А знаешь, когда я забавлялся? Когда утром ты говорила, что вот теперь-то я знаю о тебе все. Это такой маленький шаг на пути, по которому я иду уже давно, а для тебя, я это сегодня видел, для тебя он первый. Или, по крайней мере, самый важный. Ты так не реагировала и не сетовала на несправедливость, когда действительно происходило самое важное. Я знаю, в какое время дня к тебе лучше подходить, с какими разговорами, в какой день месяца у тебя начало цикла, знаю, что в твоей чашке всегда остается четверть чая или кофе, которую ты не допиваешь, знаю, какой десерт заказывать тебе в кондитерской и как ставить стулья в кухне, чтобы ты не ударялась о них коленкой. Я везде слышу твой запах и сортирую твое белье по цвету, выбираю шампунь, читая состав, ведь, не дай Бог, будет с сульфатами, по всему миру ищу для тебя научные сборники, конференции и очищенные обезболивающие. И ты мне говоришь, что сегодня ночью я тебя узнал? Да, я только начал открывать для себя новую тебя и хочу знать больше…