Вскочив в седло, оглядывая ещё пустующий двор — настолько ранним было утро, что даже по хозяйству ещё никто не выходил справляться — Пребран взял повод из рук Будяты.
— Воеводе, как тот проснётся, скажешь, чтобы дождался моего возращения. Два или три дня пусть ждут. Всё понял?
— Понял, княжич, — воззрился на него юноша, прищуривая от лившегося из-за горизонта солнечного света левый глаз. — Только не послушает он меня.
Скорее всего так и будет, но ждать, пока те пробудятся да соберутся, не было времени, нужно поспешить, пока его пташка куда-нибудь не упорхнула, и как бы не случилось какой беды до того времени, как он приедет. Последнее взбудоражило, подгоняя поторопиться.
— Главное, передай, — сказа Пребран, ударив пятками ярившегося в нетерпении мерина, рвавшегося пуститься по просторам.
Тот всхрапнул, бросился в галоп с места, и уже через долю мгновения спящая деревня осталась позади. На открытом просторе свирепый, что молодой жеребец, встречный ветер стегал по лицу, и как бы ни прятался Пребран за мех ворота, тут же сковало его в морозный панцирь, а взвивавшаяся под копытами снежная, колючая крупа забиралась за ворот, царапая кожу. Утро с таким же дерзновением разгоралось, как и неутомимый бег коня. Не покидало беспокойство, предчувствие чего-то неопределённого. В пылу и горячке сумел он много чего наворотить, и билось в грудь одно — сожаление. Не нужно было оставлять её одну. И теперь обрушивал на себя лавину гнева за то, что сразу не настоял. Всё ничтожные опасения, всё задетое самолюбие.
* * *
Даромила спать не ложилась, выжидая, когда стемнеет, чтобы покинуть острог тихо, не тревожа никого. Уйти в какую-нибудь глухую деревню, где бы её никто не узнал, перезимовать, а там и дальше можно думать, куда идти и что делать, но одно она знала твёрдо, что уйти ей нужно как можно дальше от Оруши и забыть, кто она, забыть прошлое и заново всё начать, если, дай Боги, всё получится.
Божана неторопливо складывала вещи, только изредка бросала на взволнованную княгиню тихие взгляды, полные негодования, но ничего не говорила, зная, что если поперёк пойдёт, то только хуже сделает. И когда немногие вещи были собраны, а всё прибрано, женщины сели за стол перед лучиной, каждая погрузившись в свои мысли. Хотя Даромиле оставаться наедине со своими думами было невыносимо. Всё внутри переворачивалось, стоило только подумать о том, что случилось за последнюю седмицу с ней, а особенно вчера ночью, когда княжич пришёл к ней, ища в её близости тепла. Да только как она может дать то, чего не имеет, чего самой остро не хватает? Все соки выпил из неё Ярополк, и сил не хватало, чтобы ответить хоть как-то взаимностью.