Пребран подался вперёд, горячее дыхание его обдало её щёку теплом, под сердцем её занемело, и непонятно, от чего больше, от страха или…
— При одном условии, если ты этого действительно захочешь, — заключил он, произнося отчётливо каждое слово, будто в том и не сомневался.
Потом он отстранился, позволяя дышать вновь. Несколько мгновений Ладимира слышала тяжесть собственного дыхания и трепет сердца, она смотрела на княжича молча, наблюдая, как золотистые искры в его глаза пляшут отсветами, словно бесы в самую длинную ночь. Ну уж нет, больше такой ошибки она не совершит! В ответ ему девка могла бы тоже выплеснуть что-то язвительное, но находясь под его взглядом, чувствовала, что мысли разбегаются, будто мальки на речном дне. Невольно перевела взор на его губы, обветренные и в ранах, оставленных ей же, когда пыталась отбиться. Уголки этих губ дёрнулись в ухмылке, заставляя очнуться и вновь опустить ресницы.
Пребран, не получив ответа, вздохнул, выпрямился. Несмотря на неспокойную ночь, выглядел он отдохнувшим, и Ладимира почувствовала себя рядом с ним мокрым зачахшим воробьём.
— Не дрожи так, Лади, доберёшься ты до Оруша, только предупреждаю, что легко не будет.
— Я вынесу всё, — шепнула она севшим голосом, плотно сжала губы, пытаясь вывернуться из его сетей. И когда успела угодить в них?
— Не думаю, — напряжённо ответил он, помрачнев, видно раздражаясь на упрямство девицы. — Но я тебя предупредил ещё ночью, что с тобой может статься. Я и сам не уверен в том, на что иду и, если серьёзно… — глянув в сторону ждавших у костра мужчин, княжич сощурил глаза, делаясь в миг задумчивым. — Мне не резон отсылать своего человека, нас и так слишком мало, а впереди день пути и чужой город, народ. Вчера я погорячился, очень уж жаркая выдалась ночь, — всё же не упустил случая поддеть, подмигнул.
И как бы Ладимира ни силилась сохранять внутри спокойствие, а всё зря, он ловко цеплял её, и невозможно было предвидеть следующий его шаг, всё одно, что пытаться поймать за хвост ветер, только выматывало.
— Пойдём, нас ждут.
* * *
К обеду вышли к деревне из дюжины дворов, уж не скажешь, что маленькая, по сравнению с теми, что попадались на пути. Имелся и широкий наезженный большак[2], и пристань на берегу, а значит, торгом и тут промышляли. Лежали под толщей снега ладьи да челноки, ждавшие первую оттепель. Отряд направился к самому широкому, сложенному из толстенных брёвен двору.
Плечистый, с седой короткой бородой, хозяин встретил путников гостеприимно, пригласив всех до одного в избу, усадил за стол, выставив перед княжеской братией печёного гуся и бражку. Оказалось, что весть о доловском отряде, что разбил свору душегубов у рубежа, прошла уже по землям увягов, а потому к ним проявили особое почтение. Впрочем, в больших селениях народ был дружелюбный, и только мелкие гнёзда дельных родов жили замкнуто и нелюдимо, как род Ладимиры. И чем ближе к Оруши, тем безопасней были места. То, что прошёл о них слух, Пребрану не понравилось, слава ему не нужна была, а тем более, такая да в чужих землях. Безобидная поездка в Орушь стала закручиваться в опасный водоворот, погружаться в который он не имел никакого желания, не такая его задача ныне, но другим кляп в рот не вставишь. Хоть слова хозяина пришлись ему по нраву, выслушал всё, однако не за похвалами он сюда приехал. В разговорах с хозяином княжич не принимал сильного участия, обходясь небольшими уточнениями. Рассиживаться долго не стали, хотелось к вечеру попасть в город, к тому же ещё предстояло найти жильё на ночь.