Дверь распахнулась, вынудив мужчин смолкнуть. Выскользнул из проёма отрок, сделав низкий поклон гостям, сказал:
— Князь к себе зовёт.
Следом за первым отроком вышел другой прислужник, постарше. Мужчины, сдёрнув шапки и кожухи, сняли и оружие, прошли в другое помещение, в ещё более просторное. В нём, верно, весь род Радима вместился бы. Здесь было уже куда теплее, и средь столбов стояло не кресло, а длинный, на двадцать, а то и больше человек, стол с толстыми резными ножками да скамьями.
Пока носилась челядь, выставляя на стол пузатые крынки да ендовы, ближники князя расселись по одну сторону, Пребран со своими воинами — по другую. Ярополк, Фанвар и ещё один его побратим куда-то запропастились. Мужи, что до этого тихо и сдержанно переговаривались, так увлеклись, что не замечали, как подсаживались к столу и другие русоголовые витязи, одетые по-воински. Всем хотелось посмотреть на путников да послушать, чего будут толковать. Пребрану тоже захотелось узнать, кем они все приходятся Ярополку. Пока был у Радима, тот поведал, что у князя есть ещё братья, правда сидят они в городе Сежмень, откуда родом и сам Ярополк, и есть горячо любимая сестра.
Вскоре в горнице поднялся такой шум, что не было слышно и собственной речи, и так душно стало, что спина взмокла и заколол ворот кафтана. А в чару всё подливали мёда да заставляли стол богатым угощением. Пребран отвечал на все вопросы, которые ему задавали, впервые отвечал с гордостью. Разговор подхватывали Вяшеслав со Жданом, которые тоже были не прочь похвастаться дальними весями княжества.
Появился и Ярополк, да появился не один, а в сопровождении двух молодых девушек. Взгляд Пребрана упал на черноволосою, наверное оттого, что так броско заливал белые щёки багрянец, да блестели янтарём глаза. Девица смущённо бросала из-под тёмных ресниц кроткие взгляды на гостей, видно хотелось ей посмотреть прямо, да нехорошо это. Впрочем, у неё ещё будет время изучить пришлых. С таким размашистым приёмом княжич потерял всякую надежду, что покинет кром[3] сегодня.
Пребран перевёл взгляд на другую девицу, одетую куда богаче. Внутри что-то дрогнуло, когда он лучше рассмотрел её. Она была ниже ростом, чем чернокосая. На белом лбу поблёскивал венец, усыпанный лазоревыми бусинами да серебряными дисками подвесок, спускавшихся по вискам. По плечам пущены две толстые льняные косы, концы их падали к бёдрам. Шнурок огибал талию и поддерживал шерстяную клетчатую понёву, кои носили только замужние. На груди блестели подвески из бронзы и меди. Если первая девица была тонкая, как верба, с ещё нескладными девичьими формами, то тело княгини было гибкое, что лоза, а шаг неспешный, бёдра двигались размеренно и плавно, как перекаты морских волн. Серо-зелёные глаза смотрели на гостей не робким взглядом невесты, ищущей внимания, а взором спокойным, что лесная глушь.