Витязи, смолкшие все как один, повытягивали шеи, оборачиваясь на вошедшего Ярополка, окружённого красавицами. Все приподнялись, приветствуя, чему вынуждены были последовать и гости — они тоже поднялись, проявив должное уважение и почтение.
— Жена моя Даромила, — представил князь зеленоглазую. — Искра, сестра мне, прибыла недавно погостить из Сежмени.
Чернокосая княжна немного, да улыбнулась тонкими алыми губами, зардевшись ещё сильнее. Княгиня нисколько не изменилась в лице, не переставало гулять в её глазах безмятежное спокойствие, розовые губы сомкнуты были плотно. В ней было больше смирения и какого-то отстранённого равнодушия.
— А это гости наши из городища Доловск: сын князя Вячеслава Пребран, побратимы его Ждан и воевода Вяшеслав.
Даромила слегка поклонились мужчинам, взгляд Пребрана случайно скользнул на сцепленные пальцы рук, запястья которых были в чеканных массивных обручьях. Но не драгоценности привлекли его внимание, а то, что на белых кистях проступали побуревшие синяки. Даромила, проследив за его взглядом, опустила руки, вытянулась. Выпрямившись, княжич встретился с молодой женой правителя глазами. Даромила так же смотрела прямо, но на щеках от чего-то проявились багровые пятна, взволновалась, и он поспешил первым отвести взгляд.
Ярополк поднял руку, привлекая слуг. Вмиг были наполнены чары. Два крепких молодца внесли на деревянной чаше, зажаренного секача, которого добыл ныне на охоте Фанвар. Яство поставили в серёдку стола. Князь огромным тесаком отсёк от исходившей паром и соком туши, самые лакомые сочные куски, положил на чашу гостям. В знаком признания, показывая своё доброе отношение к пришлым.
— За славных гостей, что ныне находятся под моим кровом, — сказал хозяин, поднеся чарку к устам, и вторя ему, один за другим зазвучали громкие возгласы витязей.
Все разом смолкли, отпивая кто браги, а кто — мёда, зашуршали одеждами, садясь обратно за стол. Опустился и князь на своё место во главе стола. По левую руку его села Даромила, за ней — Искра.
Застолье разгулялось не на шутку: ели, пили, шумно разговаривали. Вскоре расспросы закончились, и каждый начал хвалиться о своей жизни да мериться силой да храбростью — главная потеха мужчин. Принялись наперебой вспоминать свои подвиги. Пребран тоже вспомнил, и язык его прирос к нёбу, явственно представился перед взором лагерь степняков да своё пленение в нём, такое рассказать — засмеют. Отвагой здесь не похвастаешься, и, наверное, впервые ему сделалось не по себе, нутро зажглось ядовитым пламенем. Пребран погрузился в мрачные раздумья, слыша как иногда общий гул разрывал дикий, горластый мужской гогот. Стало так душно, что пришлось гостям растягивать петли кафтанов, а слугам — открывать окна, но те были слишком малы, чтобы пустить хоть долю свежего желанного воздуха. От того, что воздух был спёртым, быстро захмелели головы, наполнившись туманом. Но раз за разом громыхали чары, громче грохотали голоса, развязывались языки. И среди этого мужского гвалта девушки совсем притихли, но смиренно, как и положено женщинам, слушали и наблюдали молча за всем, что происходило за столом. Иногда, когда кто-то забывался и имел неосторожность обронить какую-нибудь грубую шутку или откровенность, Искра отводила взор. И чем гуще темнело в раскрытых оконцах, тем больше дичали с каждой выпитой чарой мужи, уже не остерегаясь бросить крепкую брань.