Религия подчинила жизнь в этом мире ожиданию вечной награды в раю или вечного наказания в аду. Мистики на протяжении веков выступали против этого менталитета, а потому всегда представляли угрозу для официальной религии. Возможно, именно поэтому нам следует присмотреться к мистикам: они могут оказаться тем самым средством, с помощью которого суть вчерашней религии удастся преобразить в завтрашнее духовное постижение. Так что предлагаю заняться вместе со мной изучением мистического опыта, ибо он манит меня теперь, как следующий шаг, которым продолжится наше путешествие.
Мне уже много лет с трудом дается использование традиционного языка религии. Поэтому я старался называть священным, божественным, «иным» то, что большинство людей зовут Богом, – лишь бы не пользоваться ни традиционными символами сферы непознанного и непостижимого, ни религиозными концепциями, всецело привязанными к происходящему «здесь и сейчас». Как бы я ни старался заставить себя примириться с этими образами и теологическими концепциями, они не были для меня реальностью. Я неизменно находил их ограничивающими, искажающими и неприемлемыми. Однако как обойтись без них, я не знал. Все они были ограничены конечной системой ориентиров и вместе с тем относились к бесконечному. Мои мучения усугубляло осознание того, что люди, которым я старался служить в роли священника, даже когда мной двигало желание просвещать их, находили мой подход неудовлетворительным, и это еще мягко сказано. Я не прибегал к тем словам, которым они, сами прекрасно об этом зная, уже не верили, – но даже самим себе они не осмеливались признаться в том, что не способны верить этим словам. Испуганные, нерешительные, травмированные неуверенностью и незащищенностью, они явно предпочитали антропоморфные образы: стремились очутиться в «вечных объятиях» или припасть к груди всеохватной «божественной Матери». А я достиг состояния, когда не мог придерживаться этих образов, несмотря на все понимание, что мы нуждались в них, чтобы скрасить одиночество в период, который теперь более похож на «детство человечества». Образ сверхъестественного небесного родителя, способного позаботиться о нас, невероятно притягателен, особенно если мы можем и дальше верить в то, что регулярно утверждали религиозные лидеры, а именно, что постоянное пребывание в состоянии детской зависимости – это добродетель.
По-видимому, Церкви предпочитали видеть, как их приверженцы уподобляются детям. Вот почему Церкви так часто призывают «возродиться в вере». Скрытый умысел теологии возрождения в вере заключается в том, что при этом «возрождении» детство возобновляется, а постоянно возобновляясь, оно быстро становится нескончаемым. Во многих отношениях люди в течение некоторого времени отходили от такого менталитета к новому пониманию того, что значит быть человеком. Нам требуется вовсе не возрождаться в нескончаемом детстве, а повзрослеть, проникнуться новыми аспектами человеческой зрелости. Поэтому я считаю, что пришло время, когда нам надо навсегда отказаться от попыток видеть в Боге сверхъестественного или божественного родителя и признать, что это было религиозное стремление к чувству защищенности, а теперь нам необходимо воспользоваться новыми возможностями. Пожалуй, начать можно с мистического аспекта признания, что мы являемся частью того, кто и что есть Бог, а Бог – частью того, кто и что есть мы. Способность человека претендовать на нашего Бога-сознание и действовать соответственно проявляется постепенно, как квинтэссенция того, что означает быть человеком. Так возникает новая отправная точка.