– или же
озарением? Или речь идет уже о ясновидении? Отличалось ли оно чем-либо от предыдущих? Павел оставляет этот вопрос в сфере необъяснимого, хотя писал эти строки раньше всех: время создания его трудов пришлось на период от двадцати до тридцати четырех лет после распятия Христа, и до появления первого Евангелия в те дни еще оставалось лет шестнадцать, а может, и восемнадцать. Более близкими по времени источниками мы не располагаем.
Чем дальше описания воскресения отходят от времени первых впечатлений, тем в большей мере тайна и чудо заменяются объективными свидетельствами. У Марка, который творил в начале 70-х годов I века, Иисус не является никому – вместо этого некий вестник извещает о том, что Иисус жив, предварит учеников в Галилее и там они «увидят» его. Матфей, писавший в начале 80-х, утверждал, что ученики увидели Иисуса в Галилее, но не воскрешенного Иисуса из Назарета – нет, божественная сущность, мифический «Сын Человеческий», в сиянии славы сошел к ним с неба на облаках, – и в нескольких фразах, которые мы теперь называем «Великим поручением», возложил на учеников миссию.
У Луки, творившего на рубеже двух последних декад I столетия, и у Иоанна, создавшего свое Евангелие в конце I века, воскресший Иисус обладает телесностью в высшей степени: Он ест, ходит, говорит, учит, толкует Священное Писание, предлагает ученикам осмотреть Его тело и являет свою природу, воскрешенную во плоти. Кроме того, лишь в этих двух Евангелиях воскресение отделено от вознесения – но тем не менее они расходятся друг с другом во времени этих событий. Лука утверждает, что от воскресения до вознесения прошло сорок дней, Иоанн отделяет одно от другого считанными часами (ср.: Деян. 1:3-11 и Ин. 20:17). Легко понять, как развивались эти сюжеты – и как они все заметней склонялись к сверхъестественному чуду и материальности. Такова природа человеческого стремления искать определенность в истории и утверждать, будто в человека вторглась внешняя сверхъестественная сущность, к которой люди с тех самых пор, как у них появилось самосознание, обращались со своей потребностью в защищенности. Но как всегда, эти объяснения выражены языком объективной реальности в попытке придать смысл опыту преображения сознания. Наш вопрос – не «воскрес ли Иисус из мертвых?», а «что пытались донести до читателей авторы Евангелий?» Что означал для них «опыт восприятия Иисуса живым»?
Точную разгадку этой тайны мы не узнаем никогда, но можем довольно точно проследить влияние, которое ощутили на себе ученики, когда жили в соответствии с тем, что пытались описать. Нам известно, что с их представлениями о Боге что-то произошло. Известно, что случилось нечто с их представлениями об Иисусе. Мы знаем также, что изменились представления этих учеников о самих себе. Эти изменения были объективными, реальными и имели выраженные и узнаваемые последствия. Их