. А существам, лишенным самосознания, по-прежнему незачем справляться с реальностью. И, наконец, людям понадобилось так или иначе иметь дело с пониманием, что их окончательная участь – смерть; а также решать вопросы цели и смысла жизни. Если бы вид
Homo sapiens не нашел способ снизить тревожность, появившуюся вместе с самосознанием, и преобразить ее из хронической травмы в цель и надежду, сомневаюсь, что мы бы смогли выдержать последствия этого шага, который считаем неизбежной составляющей эволюционного путешествия. С точки зрения выживания неважно, были ли эти цель и надежда реальными или иллюзорными: они настоятельно требовались для поддержания жизни человека. Динозавры не содрогались от ужаса в момент их истребления – в отличие от нас. Если бы существа, обладающие самосознанием, не смогли найти способ справиться с хронической тревожностью, которую самосознание принесло в этот мир, такой этап эволюции оказался бы слишком мучительным и невыносимым. Стремление выжить, по-видимому, имеющееся у всех форм жизни, – та самая адаптивная способность, которая помогает нам всем меняться, чтобы продолжать жить, – теперь, в людях, вышло на новый уровень и стало осознанным. Этот шаг к тому, чтобы стать человеком, был таким же значительным, как любой другой, совершенный нами за всю историю эволюции. Таким же важным, как момент, когда материя разделилась на живую и неживую. Столь же существенным, как появление самого сознания. Совладание с колоссальным новым опытом самосознания было вопросом жизни и смерти. Короче говоря, если все мы хотели выжить, насущной потребностью оказалось снижение тревожности до приемлемого уровня.
Одним из способов, который мы освоили, – вернее, следовало бы сказать, главным способом, – стала религия. Я убедился: схема обращения к религии, чтобы справиться с тревожностью, вызванной смертью, не является уникальной для меня или для тех людей, с кем мне выпала честь общаться. Чуть ли не общечеловеческая практика, она, по-видимому, возникла одновременно с самим самосознанием. Это открытие неизбежно поднимает масштабные теологические вопросы, с которыми большинство людей не готово встретиться лицом к лицу. К примеру: если Бог – сущность, основное назначение которой – успокаивать наши трепещущие сердца, тогда может ли Бог действительно быть чем-то иным, нежели созданием, которое мы выдумали сами? Разве это осознание не должно приводить нас к выводу, что Бога уже нельзя рассматривать как нечто отличное от плодов нашего воображения, созданных по нашему образу с единственной целью – подстелить соломки на случай эмоциональной встряски, вызванной осознанием себя самих и пониманием неизбежности нашей смерти? Невозможно, отчетливо видя наши человеческие истоки, не задаваться подобными вопросами.