Черви, насекомые, мелкие животные зарываются в землю, чтобы ускользнуть от зорких глаз птиц, высматривающих добычу. Рыбы ныряют на глубину, чтобы спастись от ловких клювов морских чаек. Относящиеся к более высоким, но едва ли обладающие сознанием формы жизни демонстрируют то, что принято называть «синдромом борьбы или бегства» – инстинктивную реакцию, предназначенную для максимально возможного продления их жизни. К примеру, стада зебр и различных представителей оленьих убегают, завидев своего естественного врага или почуяв его запах. Гарантией спасения становится в том числе и численность особей в стаде. Хищнику ни к чему уничтожать все стадо, поэтому оно бежит как одно целое, пока хищник не отделит от него свою жертву и не накинется на нее, чтобы убить. После этого остальные прекращают бегство, зная, что голод хищника уже утолен, а им самим убегать больше незачем. По сути дела, стадо жертвует одной из составляющих его особей ради привилегии прожить еще один день, а потом продолжает довольно пощипывать травку, пока не появится очередной хищник. Видимо, каждый вид производит столько особей, чтобы утолить голод тех, в чью пищевую цепочку он встроен, и вместе с тем обеспечить чудо природного равновесия и сохранить собственный вид.
Стремление выжить очевидно даже в том случае, когда борьба за жизнь в мире природы ведется один на один. Более слабое существо спасается от своего врага бегством, пока не выдохнется или не окажется загнанным в угол, а затем обычно последним усилием оборачивается лицом к врагу и вступает в финальную битву за спасение своей жизни. Выгнув спину и оскалив зубы, оно издает тот звук, который способно издавать, и оказывает посильное сопротивление, прежде чем занавес в пьесе его жизни опустится навсегда. Повсюду в мире природы, куда ни взгляни, жизнь, какой бы сознательной или примитивной она ни была, считается ценностью. Предпринимается все возможное, чтобы продлить ее еще хотя бы на день. Пусть природа и является сферой, где действует правило «убивай, или убьют тебя», но в этой борьбе за жизнь возникает равновесие, которое поддерживает жизнь, способствует жизни, стимулирует жизнь. Это стремление не относится к осознанным. Оно не поглощает ресурсы зачаточного мышления большинства живых существ, но оно есть. Жизнь во всех ее формах приводится в действие адаптивной силой этой внутренней тяги к выживанию.
До появления самосознания миру не приходилось сражаться со смертностью: живые существа, не осознающие себя, не знают, что живы или что умрут. Им неведомо одиночество и отделенность: они не воспринимают себя как обособленных существ. Они просто часть природы. Возможно, они ощущают инстинктивную тревогу в присутствии естественного врага, но не знакомы с хронической тревожностью, характерной для тех, кто наделен самосознанием. Когда жизнь совершила кардинальный переход от первичного сознания к самосознанию, она навсегда перестала быть прежней. Исчезли такие «амортизаторы», как незнание жизни и смерти. Существам, обладающим самосознанием, пришлось учиться справляться со множеством трудностей в разных сферах: они познавали то, как совладать со стихиями, перед которыми были беспомощны; они искали и разрабатывали способы завоевать благосклонность природы, чтобы та способствовала их теперь уже осознанной борьбе за выживание. Им пришлось справляться с тем, что в молитвеннике моей Церкви названо «скоротечностью и неизвестностью жизни людской»