Чем больше огорчала Спартака раздробленность племен, и чем больше он обманывался в их вождях, тем больше он упорствовал в своей непримиримости к римскому владычеству. Он спускался почти до нижнего течения Стримона и причинял большие неприятности отдельным римским гарнизонам. Он словно нарочно искал для себя опасности.
При одном из набегов он был коварно предан. Заслуга в этом принадлежала исключительно зятю Реметалка.
В яростной битве, в которой уцелело лишь несколько его соратников, Спартак был взят в плен.
Проконсул отправил его под надежной охраной в Рим.
А тем временем Мезанея родила сына.
38.
В Риме Спартак попросил доставить его к Децию Гортензию, сказав, что должен сообщить ему нечто важное. Начальник конвоя уважил просьбу Спартака.
Гортензий начал разговор первым:
— Мы не могли даже предположить, что ты совершишь нечто подобное, Спартак.
В его голосе не было даже оттенка укора, взгляд был спокойно сосредоточенным.
— Я сам не мог предположить, что это случится, — ответил Спартак. — Можешь мне в этом поверить.
В лице у Гортензия что-то дрогнуло:
— Я всегда тебе верил.
— Я не давал тебе оснований сомневаться во мне, благородный Гортензий.
— Ты завоевал даже доверие всемогущего Суллы.
Он смотрел на Спартака так, что нельзя было понять, упрекает он Спартака за то, что тот не оправдал этого доверия, или скорее сожалеет о роковой ошибке, погубившей это доверие. Он продолжал:
— Сулла назначил бы тебя римским наместником в Иберии. И ты, я знаю, отличился бы в борьбе с Серторием, злейшим врагом Суллы. Но ты одним ударом все разрушил. Мы считали, что у тебя уже нет ничего общего с фракийцами, кроме происхождения, которое для нас не имело значения.
Спартак ответил:
— Действительно, благородный Гортензий, то, что я совершил, непостижимо. Я не могу объяснить этого не только тебе, но и себе самому. Я многим обязан Риму, вы дали мне то, чего я нигде больше не мог получить. Но мог ли я в те краткие мгновения взвешивать на весах, что для меня Рим, и что значу я для Рима, когда фракийцы накинулись на моих легионеров с ревом, от которого я весь затрепетал, с криками, в которых я понимаю каждый звук, с проклятиями, обращенными к вам, заставившими меня испытать стыд, что я командую их врагами. И я осознал, что сейчас будут превращены в пепелища их дома, а они будут закованы в цепи и станут рабами в ваших имениях и рудниках. У меня не было времени раздумывать. И я не мог не оказаться на их стороне.
Гортензий смотрел на Спартака с непроницаемым выражением лица. Он словно окаменел.
Спартак продолжал: