— А Олег все свалил на Игонина.
— И поклялся его убить.
— Вот это уже ближе к телу.
— Тело было. А дела не было. Я удержала Олега… Я на самом деле его удержала. Он не убивал…
— А Петрушин видел, как он выбрасывает нож. Подобрал и подбросил его в машину.
Кондакова чуть не подпрыгнула от возмущения. Шагнула к Никите, нависла над ним:
— Он не мог тебе этого сказать!
— И попросил не говорить тебе…
— Я все поняла… — Она села на диван и опустила голову, приложив ко лбу пальцы. — Я — падшая женщина, со мной теперь можно не церемониться… Можно беззастенчиво врать…
— Он действительно так сказал.
— И ты поверил?
— А он мог такое сказать?
— Он мог сказать и не такое… Он постоянно врет… Я знаю, что он умеет врать, но всегда ему верю… Почти всегда…
— Зачем ты ко мне сегодня приходила?
— Как зачем?
— Петрушин попросил?
— Зачем ему?.. Да, попросил… Убеждал меня в том, что ни в чем не виноват. Но при этом хотел знать, что думают о нем в полиции. А это мог знать ты.
— Я говорил тебе, что Вероника пропала?
— Он сказал, что не имеет к этому никакого отношения.
— И ты ему поверила.
— Я не знаю… Я уже ничего не знаю… Знаю только то, что Олег не убивал Игонина.
— Да уж.
Никита осторожно взял кружку с чаем, но тут же поставил ее на место. Нельзя никому верить. Никому! Ни Кондаковой! Ни Петрушину! Ни даже самому себе!..
Кондакова настолько же красива, насколько и ненадежна. Говорит одно, сама же с этим соглашается, но думает о другом. Возможно, ей и не нужен Олег. Может быть, Петрушин — смысл ее жизни, а этот козел уже поднял руку на Никиту. Первая попытка не удалась, зато сейчас Никита у него в руках. Если Кондакова на его стороне. Возможно, чай заряжен снотворным. Или даже ядом. Один-два глотка, и все…
Нет, Никита не поведется на эту уловку. И у Кондаковой не останется. Плохо ему, мир вокруг штормит, но чем скорее он уйдет, тем лучше.
Шейные мышцы напряглись, но болью в голове это не отдалось. Никита осторожно отжался от пола, поднялся. Осмотрелся. Не кружится голова, не болит. Даже перед глазами не плывет. Ну, если только чуть-чуть. А вчера он думал, что умрет. Весь день пластом провалялся, чуть ли не проклинал себя за самодеятельность.
Дверь открылась, в палату вошел Плетнев. Никита улыбнулся, но не повеселел. Плетнев — начальник, ему по долгу службы положено проведывать подчиненного, и не важно, лох он или нет. А Птицыну, Мотыгину, Вересову навещать Никиту совсем не обязательно. Не признают они его, не уважают, вот и нет их здесь. И не будет. Потому что Никита ничего собой не представляет. Голову под удар подставил, Петрушина упустил. А сейчас и вовсе в больнице отлеживается, вместо того чтобы работать.