— Помогите… Скавроньскому.
— Тсс… Тише! — ласково сказал незнакомый голос. — Лежи, мальчик, спокойно.
Должно быть, я страшно устал. Мне все вдруг сделалось безразличным. Рядом сидел лекарь Рачиньский, тот, что осматривал меня при поступлении в школу, а поодаль стоял какой-то военный. Я не мог разглядеть его лица, свеча горела так тускло.
— О допросе сейчас не может быть речи, — сказал лекарь. — У него шок. Так и передайте его высочеству. Юноше нужен полный покой.
— Но его высочество приказал…
— Передайте его высочеству: юношу осмотрел лекарь.
Звякнули шпоры. Со скрипом открылась и захлопнулась дверь. Лекарь прощупал мой пульс и наклонился:
— Что болит?
— Ничего, — ответил я, но тотчас в груди у меня поднялась волна и снова екнуло сердце.
— Скавроньский! Помогите Скавроньскому!
Я заплакал навзрыд. Лекарь молча гладил мои плечи.
— Ну успокойся, — сказал он погодя и подал мне воду. — Ты мужчина, а плачешь, как ребенок…
— Я его ненавижу!
— Тише, мальчик! Твое оскорбленное сердце еще пригодится отчизне. Слава Езусу, ты в полном уме. Понимаешь ли, что ты наделал?.. Один пан бог знает…
Но мне было безразлично, что я наделал.
— Пан лекарь! Где Скавроньский?
— Успокойся, он в госпитале. Ему оказана помощь…
Лекарь встал и, налив что-то в стакан, подал мне.
— Выпей-ка это. Тебе сразу станет легче.
И, усевшись на табурет, он начал расспрашивать, где мои родители и есть ли у меня в Варшаве близкие люди.
— А пан Гжегож Хлопицкий тебе не родственник?
— Нет, он только товарищ моего отца.
Почему-то у меня отяжелели веки, и я с трудом говорил.
Я раздетый лежу в кровати. Слегка приподнимаюсь на локте, оглядываюсь. Голые белые стены. Столик. Стул. Через застекленную дверь мелькнуло чье-то лицо. Несколько минут спустя входит лекарь Рачиньский.
— Как спалось? — спрашивает он, присев на кровать и щупая мой пульс.
— Где я, пан лекарь?
— В лазарете. Пульс великолепный…
— Как же я здесь очутился? Не помню…
— Мудрено было бы помнить. Я дал тебе вчера снотворное, и ты спал чуть ли не сутки. Сейчас принесут ужин, и ты обязан съесть все дочиста. Понял?
Я киваю и тихо спрашиваю:
— Пан лекарь, где Скавроньский?
Он внимательно смотрит на меня и отвечает не сразу:
— Скавроньский в соседней палате, — лекарь ужасно закашлялся. — Ему уже лучше, ничего у него не болит, то есть рана не так теперь беспокоит. Ему нужен полный покой, понимаешь? Полный покой! И тебе тоже нужен покой. Вот поешь и постарайся уснуть.
Но я вовсе не хочу спать. Санитариуш приносит мне ужин, я съедаю его и задумываюсь: «Если Скавроньский рядом и в его палате такая же дверь, можно тихонько туда заглянуть».