Дадиани сейчас отсекут голову… Вот какого страха нагнал император! Ты что улыбаешься, Михаил!
— Исправило ли это остальных стяжателей?
— Вряд ли… А еще рассказывали, что было в Анапе. Ты. конечно. Михаил, помнишь, как в Геленджике горели провиантские склады?
— Как не помнить. До самой ночи тушили…
— Загорелись они от пыжа, когда салютовали императору. Тогда же император послал в Анапу эстафету, чтобы ему не салютовать. А там это дело уже поручили молоденькому прапорщику. Вот император ступает на анапскую землю, а юнец от восторга все забыл! Взмахнул штандартом и загремело! Сто один раз! Комендант крепости омертвел от ужаса, а император гневно спрашивает: «Кто разрешил салют?!» Выяснили, доложили: «Молоденький прапорщик, ваше величество! Недавно произведен за геройский поступок… Забыл, ваше величество, от радости, что вы приехали»… — «На гауптвахту!» Так молокосос и просидел под арестом, не увидев обожаемого монарха. Когда император уезжал, уже одну ногу поставил в коляску, через плечо бросил коменданту крепости: «Юнца с гауптвахты выпустить, дать годовое жалованье премией и предупредить, чтобы в дальнейшем слушался приказаний и порох напрасно не тратил!» Ведь вот как бывает!
— Позвольте, — сказал я, — почему же в Геленджике на проводах императора салют произвели?
— Верно! Но император и там его запретил, а Бриммер— начальник артиллерии все-таки стрелял. Гак то Бриммер, он у царя пользуется почетом. Вот, может быть, император и вспомнил, что Бриммера на гауптвахту не посадил, а потому… Ты опять улыбаешься, Михаил!
— Императору, вероятно, польстила восторженность юного офицера.
— Кто без греха! — вздохнул Воробьев. — Ну, Верочка, рассказывай, как встречала монарха.
— Я была свидетельницей приготовлений к этой встрече. Комендант крепости, граф Цукато, командировал в Тифлис офицера для закупок деликатесов, нарядов, цветов и всякой всячины и приказал доставить в Анапу замечательного повара. Пока офицер ездил, все вокруг привели в такой порядок, что я не узнала Анапу. Белоснежная, как снегурочка! На улицах ни свиньи, ни коровы, ни курицы!
— Вот что меня всегда возмущает! — воскликнул Воробьев. — Почему мы бываем чистыми И нарядными только к приему гостей?
— Жена плац-майора самолично откармливала индюшку грецкими орехами и миндалем, а теленка поила миндальным молоком. Графиня и граф не жалели средств Наготовили всяческих яств. Можно было бы накормить до отвала целую роту! Приятельницу, у которой я остановилась, а заодно и меня пригласили к графам Цукато помочь декорировать квартиру. Стены обтянули белоснежным атласом с золотым бордюром, мебель — небесно-голубым бархатом. Над диваном повесили вензеля царской четы из белых и розовых роз, а над письменным столом, который ради такого случая покрыли золотой краской, — вензель цесаревича из ландышей и незабудок. Было очень красиво! Но цесаревич почему-то не приехал.