— Его императрица не пустила. Боялась бури на море, так говорили в штабе, — объяснил Воробьев.
— Ах вот оно что! Ну вот, мы старались-старались, а император, говорят, на вензеля даже не взглянул. Посидел на диване пять минут и пошел есть.
— И ты была в числе гостей?
— Что ты, что ты! — Вера Алексеевна замахала руками. — Его встречали четыре знатные полковые дамы в роскошных нарядах, доставленных из Тифлиса, три из них — молодые красавицы, четвертая — сама графиня. У нее в волосах был гребень, усыпанный рубинами и бриллиантами. Я думаю — очень дорого стоит… Ну вот, приехал император, народ кричал «ура». Плац-майорша была в восторге — император съел индюшечью ножку.
— А плац-майорша не сохранила на память косточку, обглоданную императором? — опять не удержался Воробьев.
Все, даже Вига, покатились со смеху.
— Как ты угадал! — воскликнула Вера Алексеевна. — Плац-майорша положила косточку в особую шкатулку, а потом ее всем показывала… Я себя чувствовала при этом ужасно глупо.
…Время в Ставрополе пролетело незаметно. Дня через три моя форма была готова, и я появился во всем блеске. Кажется, по замыслу Веры Алексеевны, это совпало с тем, что и Вига в тот же день оказалась в новом городском платьице.
Надо было идти представиться Вельяминову, но Воробьев слышал в штабе, что он болеет. Вот я и не знал, что делать — удобно ли его беспокоить?
— А ты покажись адъютанту, — посоветовал Воробьев
— Заодно узнаешь о здоровье Алексея Александровича. У него ноги совсем никудышные. Когда-то шесть часов простоял в снегу на Восточном Кавказе, с тех пор не может ездить верхом, а тут государь, которого он сопровождал, вздумал сесть в седло. Ну, конечно, и Вельяминов полез на лошадь. Государь ему, правда, сказал, чтобы он оставался в коляске, но Вельяминов упрям. После этой прогулки и слег.
— Император, кажется, его недолюбливал?
— И очень. Вельяминов ведь ермоловец. Вот и был в опале. Но куда без Вельяминова денешься? Герой отечественной войны, редкой самостоятельности человек… Непреклонный, сильный характер… Пришлось гнев сменить на благосклонность, да и то лишь в последние годы!
В приемной Вельяминова были двое, и один из них — доктор Николай Васильевич Майер. Я не видел его давным-давно, но сразу узнал. Время на этого человека не действовало — все так же худ, так же хром, некрасив, все так же в черном. Он едва кивнул в ответ на приветствие и продолжал раздраженно своему соседу:
— Я сто раз говорил, что гомеопатия загонит его в могилу… Так он же не слушал! Я прямо сказал: «Алексей Александрович! Если не схватитесь вовремя, весной умрете от водянки». И вот — вы его видели. Он и сейчас требует гомеопата.