В приемную вошел адъютант, я изложил ему свое дело.
— Не знаю уж, что и сказать. Вряд ли он вас примет. Уж очень плох. Подождите, я доложу.
Адъютант вернулся через минуту:
— Пройдите, господин прапорщик.
Генерал Вельяминов с сильно обрюзгшим лицом лежал высоко на подушках. Открыл глаза и сейчас же закрыл. Тяжко дышал.
— Может быть, все же уйти? — шепнул я адъютанту.
— Не уходи! — вдруг сказал Вельяминов, не открывая глаз. — Рапортуй, Наленч, слушаю.
Я отрапортовал.
— Молодец! Рад тебя видеть офицером, — сказал Вельяминов с одышкой.
В комнату спешно вошли двое. Адъютант бросился к ним. расставив руки:
— Господа, господа… Как же вы без доклада!..
Один из них, штатский, с усталым лицом, сказал:
— Оставьте этикеты. Я лекарь-гомеопат, по приказу его императорского величества прибыл из Санкт-Петербурга. Дайте вымыть руки.
Адъютант поспешил исполнить его требование, а другой, какой-то полковник из штаба, подошел к Вельяминову и вынул крест святого Владимира с лентой.
— Ваше превосходительство… Алексей Александрович. — сказал он, наклоняясь. — Его императорское величество прислал фельдъегеря. Жалует вас орденом за верную службу отечеству.
Вельяминов открыл глаза, и когда полковник положил орден ему на грудь, с усилием выдохнул:
— Поздно! — и снова закрыл глаза.
И опять я вспомнил Максима Луценко, Бестужева…
Поздно! Почему у Николая все всегда бывает поздно или никогда!
Подошел гомеопат, и мы удалились.
В приемной еще бушевал доктор Майер.
— Ну что там? — спросил он меня. — Пичкают генерала крупинками? Я бы… я бы издал приказ о принудительном лечении… Уверен, когда-нибудь до этого додумаются!
С раздражением отодвинув стул, он пошел к выходу, даже не кивнул на прощанье.
Вместе с Воробьевым перед отъездом мы зашли к Вельяминову.
— Очень и очень плох, господа, — сказал адъютант. — Говорят, даже безнадежен.
Воробьев был в отчаянии. Я не испытывал к Вельяминову такой привязанности, как к генералу Дверницкому, но и у меня была тяжесть на сердце. Под командованием Вельяминова я провел самые тяжелые годы, служа рядовым, и был не раз очевидцем его доблести и скромности. Он поспевал всюду, где грозила опасность, водил нас нехожеными путями, он послужил России в борьбе за Черноморию. Потомство обязано его вспоминать с благодарностью!