— Здесь двести возов, — сказал я. — Теперь вам хватит надолго.
Карпович повел плечами:
— Кто знает! Если господину Аблову заблагорассудится сжечь их в один присест, что вы скажете? Ведь вы в прошлый раз заготовили достаточно. Где они? Да и вообще… — Карпович махнул рукой. — Пришло же ему на ум неделю назад поднять ночную тревогу без всякого повода! Три тысячи пуль да тридцать пять ядер отправили в пустоту! А потом с пьяными вдрызг солдатами комендант до света горланил песни…
— Почему же не доложите об этом куда следует?
— Разве вы не знаете, что мы живем, как на острове?
Вот ваш отряд уйдет, и снова начнется свистопляска. А наши рапорты майор копит, сам сказал, на растопку. Я ему, например, еще в январе написал, что служить под его командованием не могу и прошу принять от меня роту… Молчит. А я совсем заболел от ежедневных оскорблений! Ну что бы вы сделали, скажите, если бы вас со ста сорока солдатами послали рубить дрова, а пять сотен шапсугов обложили отряд с трех сторон?
— Приказал бы спасаться из окружения беглым шагом в четвертую.
—Я так и сделал и заработал этим подлеца и труса при солдатах.
К нам подошел гарнизонный прапорщик Бжозовский. — Вот господин прапорщик не верит, что мы живем при самой свирепой деспотии, — сказал Карпович.
— Могу подтвердить. Ежедневно господин Аблов оскорбляет господ офицеров. Подпоручика Параскева он, например, называет не иначе как негодяем, а третьего, дня довел до того, что тот бросил занятия и ушел. Господин Аблов крикнул ему: «Прикажу тебе в эполетах выносить солдатские нужники!» Тогда я попросил господина Аблова не оскорблять честь императорских офицеров, а он засмеялся и приказал ехать за сеном и… розгами! В этот же день пересек целую роту. Хуже всех пришлось поляку горнисту Гачковскому. Аблов кричал ему «псякрев» и велел стегать по голому животу. Бедняга лежит весь в кровоподтеках.
Мой унтер Платонов стоял поблизости и не без интереса прислушивался. Я не мешал. Бжозовский рассказал, что Аблов надевает солдатам колодки, унтеров делает рядовыми, рядовых унтерами по собственному усмотрению. Тратит ротные деньги, торгует свечами. Сало на свечи добывает из овец, за которыми посылает солдат — грабить у шапсугов. Вот вам и добрые соседские отношения. Покоя нет никому. Нечего удивляться, что шапсуги обложили нас пикетами.
— Как это никому нет покоя? — Карпович горько усмехнулся. — А Ефимии разве плохо живется? Вот и она. Легка на помине!
Толстая румяная женщина шла мимо к комендантскому дому.
— Честь имею представить, — тихо сказал Бжозожский. — Наперсница майора Аблова. Солдатская дочка Отец ее один из постоянных собутыльников майора, Ефимию Аблов по укреплению на тройке кантонистов катает