— Я не представлял себе подобного. Как это можно терпеть!
— При воинской дисциплине все можно, господин прапорщик, но до поры до времени. — Бжозовский взялся за грудь. — Вот здесь у меня нож, понимаете? Еще немного, пущу пулю в лоб.
Офицеры ушли к себе, а я закончил выгрузку и отправился искать Подляса. Мне сказали, что он живет в комендантском доме. Вошел в сени. Из-за двери донесся возмущенный мужской голос:
— Уйди! До чего твоя рожа противна, кабы ты знала!
— Зато ты мне по сердцу, — отвечала какая-то женщина смеясь.
— Не лезь, говорю!
— Видно, мало тебя секли. Вот скажу господину майору, что ты опять приставал. Хочешь закричу? Сейчас прибежит!
— Здравствуй, Стах! — сказал я, внезапно распахивая дверь.
При моем появлении Ефимия отскочила от Подляса, стоявшего у стены. Подляс бросился мне навстречу, крепко пожал руку.
— Вон отсюда! — крикнул он Ефимии. — Чтобы духу твоего здесь не было! Не доводи до греха!
Ефимия выскочила. Подляс весь дрожал.
— Сил больше нет, — признался он. — Кабы не она, был бы я в солдатской казарме. Научила Аблова меня в денщики взять. И в гости ко мне все лезет и лезет. Выкинул я ее, она Аблову нажаловалась, будто я ее обидеть хотел. Поглядите теперь!
Подляс поднял рубашку и показал исполосованную ударами спину.
— Плохо, брат, твое дело. Как тебя вызволить?
— Самому придется себя вызволять…
Я достал желанное распятие и отдал Подлясу. Он был растроган.
…На биваке я разыскал Воробьева и все ему рассказал.
— Надо бы свидетеля. Спина-то ведь заживет, как потом докажешь?
— Но я же видел!
— Ты… — Воробьев вздохнул. — Русского бы надо.
Ты поляк. Про тебя могут сказать — своего поддерживаешь. Понимаешь?
— Очень понимаю. Видно, и эполеты не сделали меня человеком…
Я послал своего унтера к Подлясу с лекарством для спины и приказал поговорить по душам.
Унтер возвратился взволнованный:
— Ну и дела творятся в Абинском, ваше благородие! Девка-то солдатская у Подляса была, я ее из комнаты вышиб. Ударилась об косяк, губу рассекла, кровищи…
— Так ей и надо.
Воробьев в тот же вечер доложил об абловских проделках полковнику. На рассвете мы ушли в Шадо-Гонэ — там стояло Николаевское укрепление.
Погода была бесноватая. Несколько раз переходили реку— воды было выше пояса. К вечеру добрались. Утром опять дровяные дела, обед и обратно. Тут и насели шапсуги. На встречи они были скупы, а уж провожали гостей всегда с треском и шашечным блеском.
Утром вздумалось проведать Подляса, но до комендантского флигеля я не дошел. Попался навстречу Бжозовский.
— У нас опять новость. Вы Подляса, кажется, знаете? Аблов его вчера вздумал публично лупить. Но Подляс вырвался и, как был полураздетый, — через вал! Аблов приказал стрелять, но часовые… «не попали в Подляса». Говорят, видели, как его схватили шапсуги. А меня вызывает ваш командир. Кажется, взялись наконец за расследование действий нашего майора.