Земля Субаши — первое из владений злейшего из черкесских племен убыхов — была захвачена тоже с моря. Убыхи нас ожидали. Мы прибыли туда, когда смеркалось, и все окрестные горы были усыпаны убыхскими кострами. Когда рассеялась мгла, перед нашей эскадрой открылся берег с коленопреклоненной толпой. В гуще ее стоял мулла в белоснежной одежде. Воздев руки, он творил намаз. Должно быть, и наши командиры были потрясены такой встречей — флагман «Силистрия» задержал начало об-стрела. Только когда мы хлынули к берегу под прикрытием артиллерии, убыхи вскочили, выхватив шашки. Они ударили настолько стремительно, что мы подались назад Но это был только момент. Хотя убыхов было раза в три больше, что они могли сделать против обученных войск и единорогов?!
Аллах в эту страшную минуту не услышал ни их, ни муллу, и берег, где только что били поклоны, покрылся трупами правоверных.
Небо было безоблачным, на рейде спокойно стояли наши могучие корабли, с резкими криками реяли там и тут чайки. Им, как и аллаху и как нашему Саваофу, не было дела до того, что творили люди! И цветам, покрывавшим долину Субаши, тоже не было до этого дела — они благоухали среди потока человеческой крови.
Когда я спустился с гребня, в долине уже был раскинут шатер Раевского. Оттуда доносились веселые голоса, хлопали пробки шампанского.
Я выкупался, присел на камень. В стороне, прикрытые шинелями, лежали убитые. Рядом солдатики копали для них могилу. Неподалеку были сложены раненые, ожидавшие переноса в госпитальную часть. Они громко стонали и просили пить. Какой-то тенгинский унтер ходил среди них, успокаивал и поил из манерки… Ближе к берегу два солдата водили под руки раненого товарища, и он тоже громко стонал. Бедняга, видно, чувствовал, что приходит конец: умолял передать в церковь образок, висевший у него на груди. Верил, что это даст возможность попасть в рай, о котором твердят священники… А я почему-то не верил ни в рай, ни в ад. Сколько моих близких умерло! Разве они не дали бы знать, что есть загробный мир…
Унтер опустошил манерку и подошел ко мне. Я узнал в нем чудака, ходившего в атаки под прикрытием своего слуги, — Лорера. Он указал на солдата, которого водили, сказал:
— Я спрашивал лекаря, этот солдатик умреть, як тылько у него коммансуеться[88] рвота… Для чего воны водять его? Бессер[89] ему не станеть. Пийду до палатки… тяжело бачить!