— Интересно! Но, дорогой мой, сны бывают от желудка и впечатлений. Смотрели когда-нибудь на это колечко, вот оно и врезалось в память, а когда заболели — выплыло. И про Одоевского вы сто раз от Бестужева слышали… Ничего-то, к сожалению, там нет! Человек состоит из мяса, костей и крови. А у меня до сих пор цела шляпа, привлекавшая внимание жандармов при обыске. После моей смерти пусть отдадут ее в музей нашей эпохи.
Как-то раз доктор сказал:
— Лермонтов доигрался. Снова сослан. Отличился уже на Валерике. Оказывается, был с Лихаревым. Шли, понимаете, со сражения рядом и спорили о Канте и Гегеле… Горская пуля пронзила лихаревскую грудь. Ну? Почему Лихарева не оплакиваете?
— Я читал о его смерти. Нравится он мне, как и все декабристы. Но для него это хорошо. У него впереди были только черные воспоминания.
— Портрет жены сняли с его груди, отослали по принадлежности… Красивое животное. Эх! — воскликнул вдруг доктор. — Сказал бы я всенародно, да Моисей раньше вымолвил: «Не сотвори себе кумира!»
А вы все идолопоклонники! Не только портреты на груди носите, и даже… косточки от индюшек, которые обглодали кумиры, в шкатулки прячете. Стыд человечеству!
— Откуда вы про индюшечью ножку знаете?..
— Слухом земля полнится…
— А как же… Елизавета Петровка Нарышкина, княгиня Волконская, Трубецкая… разве они недостойны поклонения?
— Сравнил Трубецкую с индюшкой! — воскликнул доктор. — Да как вам в голову пришло! Ведь это не светская кукла, а живая русская женщина, верный друг. Дружба, сами понимаете, узнается в бедах.
…Однажды, когда, вернувшись с ванны, я, по обыкновению, уселся у окна с книгами, ко мне ворвалась Вига. Она так набросилась на меня, что Вера Алексеевна взмолилась:
— Вига! Отпусти же, наконец, дядю! Он дохнуть не может!
— Какими судьбами? — удивился я, рассматривая Вигу. — Вот сюрприз!
Вера Алексеевна села напротив.
— Получили ваше письмо перед Вигиными экзаменами. На улице весна, учиться нам уже не хочется, вот я и пообещала: если экзамены увенчаются пятерками, поедем в Пятигорск к дяде Мише. Кстати, и Владимир собирается сюда на днях подлечить абинский ревматизм. Ну, как вы здесь?
Поговорив о том о сем, Вера Алексеевна ушла, оставив у меня Вигу. Нужно было подыскать квартиру. Пока Вига рассказывала свои новости, а их накопилось за два года порядком, Вера Алексеевна вернулась и сообщила, что квартира найдена и совсем рядом — через два дома.
— Теперь мы вам не позволим быть бирюком, — заключила она.
С того дня жизнь моя круто изменилась. Утром я просыпался потому, что в окно ко мне влетала ветка или цветок, а следом на подоконник вспрыгивала Вига. Удивительная у нее была кошачья привычка — презирать дверь.