— Удивительно дикая у черкесов привычка — вымещать свою злобу на мертвых! После штурма они занимаются надругательством над убитыми и даже раскапывают могилы!
— Значит, и могилы Одоевского нет?!
— Единственно она уцелела. — успокоил меня комендант. — Но и за нее убыхи принялись было. Остановил
какой-то их предводитель. Оказывается, он бывал в форте, лично видел Одоевского и знал, кто он такой. Черкесы же все без исключения преклоняются перед поэтами, а тот факт, что Одоевский был наказан царем за стремление к народной свободе, лишь прибавил к нему уважения. Завтра можете убедиться. Все там в порядке, даже крест стоит, и мы его недавно покрасили.
К ночи что-то разворчалось море. Мы уже собирались на боковую, когда за валом послышались выстрелы. Через некоторое время коменданту доложили, что к берегу пристала турецкая кочерма и дала залп. Несмотря на шторм, она приняла на борт каких-то пассажиров и отправилась в море, но, едва отчалив, опрокинулась.
— Туда им и дорога! — проворчал комендант. — Взяли моду приставать к нашим берегам под прикрытием непогоды!
Несмотря на удобное ложе, я не мог в эту ночь уснуть. Вертелся, с тревогой прислушивался к лаю собак. В глухом шуме моря мне все мерещились крики. Заснул я всего на какой-нибудь час, на рассвете.
Когда я вышел из форта, наш корабль уже был на дальнем рейде. Комендант стоял на берегу и смотрел в подзорную трубу. Я прошел к могиле Александра Ивановича, постоял перед ней и вернулся к коменданту.
— Уже спускают баркас, — сообщил он. — А море-то нынче нам выбросило подарки… — указал в сторону, где что-то темнело. — Подите полюбуйтесь!
Там лежали два трупа: один турок, другой европеец. Я наклонился, чтобы лучше его рассмотреть и вскрикнул. Это был мой брат!
Давно не напоминавшая о себе лихорадка схватила меня. Так бывало всегда, когда я испытывал душевное потрясение. На баркас я поднялся с большим трудом, а на борт корабля меня уже поднимали.
Через три дня, уже в Цемесе, немного придя в себя, >я собрался в Ивановку. Странно, на пристани я встретил Костанука. Он сам подошел ко мне.
— Плохой ты, совсем плохой, — сказал он сочувственно. — Пойдем, пожалуйста, где-нибудь далеко. Разговаривать надо. Разговаривать здесь нет.
Мы отошли подальше и сели на камень.
— Месяц назад я был Константинополь. Шапсуги меня посылали спрашивать, когда Порта будет помогать. Визирь сказал — черкесов мало. Россия большой войско. Зачем султан ссориться? Это там Сефер-бей[101] крутит! Поймать его надо, русским отдать. Шалтай-болтай он — не человек! Я про это шапсугам сказал. Много шапсугов хочет с русскими мир. Половина еще есть, который говорит— будем воевать…