Было уже совсем светло, когда вместе с нечаянными арестованными я вышел из ворот цитадели. Навстречу показался конвой.
— Еще кого-то ведут, — сказал человек, идущий рядом. — Ну, этого уже не за молитву в костеле. Вон какая охрана!
И вдруг он всплеснул руками:
— Матка Боска! Неужели и пана Наленча забрали?
— Где?! — спросил я, судорожно схватив его плечо. — Где Наленч?
Он указал на конвой. Стража вела человека в сермяге, бараньей шапке, с бледным, серьезным лицом.
— Эдвард! Брат мой! — неистово крикнул я, бросаясь вперед.
Он широко раскрыл глаза…
— Михал!
— Посторонись! — стражник преградил мне путь винтовкой.
И мы разошлись — русский и польский Наленчи в разные стороны.
— Я так вчера тебя ждал! — донеслось уже издали.
Говорят, я упал. До отеля меня довели.
Улицы клокотали. Повсюду собирались люди, кричали, свистели, махали кулаками, извергая проклятья… Но из проулка вырвалась кавалькада казаков и нагайками навела образцовый порядок.
Ее звали Евой, как мою мать. Она была много моложе Эдварда и родом с Волыни. Ее отец — помещик, семь лет не разрешал повенчаться с моим братом: у Эдварда не было имения, он не хотел становиться чиновником, и самое страшное для господина помещика — Эдвард писал стихи.
— Я так тосковала об Эдварде, что заболела. Лекарь сказал, что от моей болезни в аптеках пока не существует лекарств, но, вероятно, родители могут понять, что с их ребенком, и помочь. Иначе будет гружьлица… Это мне много позже рассказала мать. И вот отец разрешил. Мы женаты пять лет.
Я пришел к ней в тот же день. Она уже знала, кто я, —
открыла дверь, припала к косяку и зарыдала приговаривая:
— О, как он вас ждал! Как ждал!
Я взял ее за плечи:
— Пани, сестра моя, я знаю! Я видел Эдварда. Это единственное, что он мне успел сказать.
И тогда мы прошли в комнаты, где все было вверх дном, потому что ночью у Эдварда был обыск.
Сначала они жили на Украине. Эдвард был управляющим каким-то имением и в свободное время много писал. На Украине в те годы, как и во многих местах России, были крестьянские бунты. Эдвард старался соединить бунтующих. Но бунты были подавлены, а Эдвард попал под строгий надзор. Дело кончилось тем, что он переехал в Варшаву.
— А здесь вы, наверное, уже убедились, — еще тревожнее. Он день и ночь пропадает в кружке…
— Красных?
— Да. Подробности я не знаю. Он руководит манифестациями, организует патриотические набоженьства. Вот и вчера — был в костеле Святого Креста. Костел тоже оцепили солдаты, и набоженьство продолжалось до позднего вечера, а потом Эдвард с товарищами вздумал одурачить солдат. Они вывели народ через подземный ход. Представьте, солдаты вошли в костел, который только что был полон, а в нем — ни души. Эдвард вернулся такой веселый! И радовался, найдя ваше письмо! Все ждал и беспокоился!