— И что же?
— Радзивилл сочувствовал, но все откладывал эту петицию до лучшего времени. А вообще Радзивилл… Стыд и срам вспоминать, как он вел себя во время Гроховской битвы! Стоял у Пражского моста и только крестился и призывал пана бога! Конечно — старик. Кажется, он с тех пор, как сражался под Данцигом, не слышал пушечных выстрелов, а это было четверть века назад…
— Ну, а Скшинецкий?
Высоцкий махнул рукой:
— Не верю в него! На Гроховском поле был молодцом, но там он командовал только полком. Есть у него и смекалка: в прошлой войне спас Наполеона от плена, укрыл его в своем каре…
Но на посту главнокомандующего вряд ли Скшинецкий прославится. Вот, посуди сам: что бы ни случилось, он запрещает будить себя раньше семи утра. Верхом не ездит. Думаешь, чем-нибудь болен? Ничуть!
И разъезжает в коляске даже по позициям! А самое скверное в том, что Скшинецкий не создал среди руководителей единства, и в государственных делах у него меркой являются личные счеты.
Нет у нас настоящего вождя!
Помолчав, Высоцкий добавил:
— Насчет невинно убитых, Михал, ты, может быть, и прав, но не совсем. В минуты, когда решается судьба отчизны, жизнь отдельных людей не имеет значения.
А насчет доверия — я перед тобой виноват… Вацек, кстати, за свой донос получил перевод к чвартакам… И на свою голову. Говорят, погиб на Гроховском поле.
Благодаря рассказам Высоцкого дорога показалась мне не такой уж трудной и длинной. В Козеницах же мы встретили наш батальон, спешивший догнать генерала Дверницкого,
и были очень рады такому попутчику: отпадала необходимость заботиться о средствах передвижения, питании и ночлеге.
Но радость наша длилась недолго. С батальоном мы дошли до Завихоста, а там оказался корпус генерала Серавского
и еще какие-то части нашего корпуса. Все они направлялись было на соединение с генералом Дверницким, как вдруг поступил приказ остановиться и ожидать дальнейших распоряжений.
Ожидать пришлось два дня, а на третий узнали неприятную новость: под натиском русских генерал Дверницкий покинул Люблин. Теперь он находится на пути в Замосцье. Из-за этих событий генералу Серавскому
запретили идти на соединение с Дверницким, обязали перейти Вислу и на левом ее берегу снова ожидать распоряжений…
Нечего и говорить, как мы с Высоцким были раздосадованы! Да и не только мы. Большая часть офицеров из корпуса Дверницкого столпилась в штабе и настаивала, чтобы генерал Серавский отправил их в Замосцье.
Серавский был неумолим:
— Не думаете же вы, Панове, что я собираюсь отнять У Дверницкого его части? Я выполняю приказание Верховного Главнокомандующего!