— Чего ты крутишься, как на уроке? — спросила меня вдруг сказочно красивая бабочка голосом самого обыкновенного Кости Малинина.
Я уставился на бабочку и спросил не своим от волнения голосом:
— А ты кто такая?
— Не кто такая, а кто такой!
— А кто ты такой?
— Да ты что, Баранкин, ты нарочно не узнаёшь меня, что ли?
— Малинин, это ты?
— А то кто же! Не узнал?
— Да, попробуй тебя узнай! Вот это превратился так превратился! А я уж испугался, думал, с тобой что случилось.
— Как же! Держи карман шире! — сказал Малинин, разводя крыльями и поднимая вокруг себя ветер.
Я даже не мог отвести от Кости глаз, такой он был необычный.
— Костя, — сказал я, — а как же ты называешься?
— Как я называюсь? Очень просто!.. Сейчас вспомню. Крылья у меня сверху чёрно-зелёные?
— Чёрно-зелёные.
— А с обратной стороны?
— Коричневато-чёрные.
— С золотыми точками?
— С точками… И ещё на каждом крыле по половине луны и по целой радуге.
— Всё ясно! Я превратился в махаона из семейства парусников.
— А я?
— А ты превратился в этого… Ну-ка, повернись!
Я повернулся. Малинин критически осмотрел меня с ног до головы.
— Так… — сказал он. — Крылья у тебя маленькие, жёлтенькие с чёрными пятнышками. Понятно. Ты превратился в этого… во вредителя.
— В какого вредителя?
— В огородного. Известного населению под названием капустник из семейства белянок…
— Вот тебе раз! — возмутился я. — А почему я превратился в капустника, а ты — в махаона?
— «Почему, почему»! Откуда я знаю! Наверное, потому, что махаоны водятся на Дальнем Востоке, а я жил три года в Хабаровске. А ты водишься в средней полосе России.
— А это точно?
— Точно! У меня же коллекция была! Я все породы бабочек знаю… Я — махаон, а ты — вредитель…
— «Вредитель»! От тебя очень много пользы! Если хочешь знать, так капустником быть даже лучше, чем махаоном.
— Это почему же?
— Потому что… потому что… у тебя крылья расфуфыренные, как у девчонки. Мне, например, с такими крыльями было бы просто стыдно появиться среди ребят… то есть среди мотыльков.
— Стыдно — и появляйся на своих!
— И появлюсь!
Я взлетел над крышей и сделал пробный круг возле чердачного окна. Крылья у меня были, конечно, не такие удобные и прочные, как у воробья, но летать на них было удивительно приятно.
Летишь и всё время проваливаешься в какие-то воздушные ямы. Проваливаешься и летишь. И от этого в животе у тебя дух захватывает и такое ощущение, как будто ты на лету от радости умираешь. И поэтому тебе просто как девчонке хочется громко сказать или «ух!», или «ах!», или «ох!». Или просто завизжать от радости!
А впереди тебя ждёт сладкий нектар! Амброзия, можно сказать! И новые воздушные ямы! И это удивительное ощущение, от которого в животе дух-ух-ух захватывает!.. И сознание, что всё это, вместе взятое, будет продолжаться, сколько мы с Костей захотим.