— Как — в трутней? Почему — в трутней? — закричал Костя Малинин испуганным голосом.
— Потому — в трутней, что трутни потому и называются трутнями, что они в жизни ничего не делают или делают только то, что им захочется! А мы с тобой на лавочке как раз об этом и мечтали!
— Знаешь, Баранкин! — сказал Малинин каким-то противным голосом. — Я из-за тебя уже столько истратил сил на то, чтобы ничего не делать, что уж лучше бы я всё время что-нибудь делал!
— Малинин! — закричал я. — Но ведь я тоже не меньше твоего на это сил потратил! А теперь мы превратимся в трутней и от всего этого и отдохнём!
— Как — превратимся! — завопил Костя Малинин. — Опять превратимся?.. Ну знаешь, Баранкин! Хватит с меня, Баранкин! Я и так за эти два раза напревращался по горло!
— Костенька! Так ведь те же два раза не в счёт! Раз не в того, в кого надо, превращались, значит, не считается ведь!
— Почему это — не считается?
— Потому что надо же нам в конце концов превратиться в того, в кого надо было превратиться… А превратиться-то нам надо было в трут-ней!..
— Да в каких трутней?.. — спросил Костя вдруг каким-то спокойным и даже безразличным тоном.
— Ну что ты? — сказал я. — Что ты, не знаешь, что ли, какие бывают из себя трутни?
— Не знаю я, какие из себя бывают трутни, — ответил Малинин, почему-то потягиваясь и зевая.
— Ну что ты, Костя, — сказал я растерянно, — ты должен знать, какие бывают они из себя…
— Почему это я должен?.. А ты сам-то, Баранкин, знаешь?..
Я хотел по инерции закричать, что я, конечно, знаю, какие трутни бывают из себя, но поперхнулся и ничего не сказал, потому что, честно говоря, я… я не имел ни малейшего представления о том, как выглядят эти самые изумительные трутни, в которых нам давно бы следовало превратиться с Костей Малининым! Вместо этого я произнёс совсем другое.
— Ну что ты, Малинин, — сказал я, — помнишь, нам Нина Николаевна рассказывала про трутней и рисунки показывала…
— Не помню, — сказал Малинин, — и ты не можешь помнить…
— Это почему?
— Потому что на этом уроке мы с тобой вместе изобретали новый язык…
Это правда, на том уроке мы с Костей действительно оба не слушали Нину Николаевну: в это время мы изобретали новый язык. Задача была трудная, нужно было изобрести такой язык, который на всём земном шаре понимали бы только два человека — я и Костя Малинин. Поэтому нам, конечно, было не до Нины Николаевны и не до трутней…
— Подожди, Малинин, — сказал я, — но ты же иногда посматривал на доску?
— Ну и что?
— Так, может, ты хоть случайно запомнил, как выглядят эти трутни?..
— Ничего я не запомнил, — сказал Малинин, снова потягиваясь и зевая.