— Все хорошо? — спросила Екатерина злого мужа.
— Да, — процедил тот, — просто ненавижу взяточников. — Он обнял ее и поцеловал в макушку. — Идем ужинать?
Инкнесса согласно кивнула.
* * *
Наверно, именно так выглядит счастье. Два человека в столовой, больше занятые друг другом, чем едой, словно случайные прикосновения, тихий смех и полные тепла и счастья глаза напротив…
Разговоры ни о чем и обо всем сразу, легкое пожатие руки, восхищенный взгляд…
Подняться по лестнице, держась за руки, застыть у знакомой двери. «Можно?» Потупленный взгляд. «Теперь можно»…
Возбуждение, мешающееся с осторожностью, страх, мешающийся с возбуждением, доверие…
Наверно, любовь это и есть просто высшая степень доверия…
Женщина смотрела на нее с печалью.
— Ну и зачем? — она показала на лежащего рядом с Катей Михаила. — Будет вместо одной жертвы две, и только.
Девушка подтянула к груди одеяло и с ужасом уставилась на крепко спящего мужа.
— Не трогай его! Он не при чем!
Незнакомка зацокала языком.
— Он твой. А ты его. Значит, причем.
Катерина отползла чуть назад, попутно залезая рукой под подушку.
— Каким образом это относится к Евстафию? Ведь его кровь взывает к возмездию, или как вы там говорили? Мужа моего это не касается.
— Взывает, — согласилась тень. — Живая кровь взывает к мертвой, рождая тени небытия. Наследие живет в крови, и кровь льется ради наследия. Время на исходе. Твое.
Катя, последнее время реагировавшая на каждый едва слышимый шорох, скосила глаза вбок — туда, где ей послышался скрип. Не послышался. Рядом с кроватью стоял большой мохнатый паук, готовый к атаке. Его лапы заканчивались лезвиями, а голова была человеческая. Евстафьева.
Инкнесса закричала от неожиданности и страха и отмахнулась от чудовища извлеченным из-под подушки ножом.
Женщина исчезла. Животное попятилось, лелея обрубок конечности и через секунду растаяло как дым.
Скрипнула кровать.
— Что случилось?
Екатерина ткнула лезвием в сторону пола. Ее муж переместился ближе к краю кровати, обнял ее, посмотрел вниз…
— Адово племя! Что это?
У ножки стола лежала огромная паучья лапа, до сих пор конвульсивно дергающаяся. Однако стоило получше присмотреться, как стало понятно: конечность постепенно растворяется в пространстве. Михаил посмотрел на часы и вычислил, что полностью она исчезла приблизительно через три минуты. Затем он чуть отстранил девушку, которую крепко прижимал к себе и, смотря ей в глаза, спросил:
— Катя, это и есть твои кошмары?
И она рассказала. Все, что помнила. Про записки, сны, видения, покойного мужа, его жену, разраставшихся со временем пауков, словно они успевали наедать тело за то время, что не показывались ей на глаза…