– Инночка, прости меня, но твой отец не Артур Нерадько, а Валентин Бельтюков.
– Мама!
Где-то совсем рядом скрипнула дверь.
– Тихо, доченька, тихо, иди к себе. Я тоже скоро приду, только вот справлюсь с одним срочным делом. А ты иди.
Нерадько заспешила к двери, а Инна осталась стоять у окна. Она была настолько ошарашена услышанным от матери, что не могла прийти в себя.
Разве можно поверить в то, что теперь она – единственная законная наследница всего состояния миллиардера Бельтюкова?
«Нет, мама скорее всего заблуждается…»
И тут Инна почувствовала, как что-то сдавило ее шею. Она попыталась схватиться за удавку и ослабить ее, но пальцы ее скользили, воздуха не хватало, она сделала последний рывок, и свет померк перед ее глазами.
Мирослава сидела на диване в гостиной и читала книгу. Торшер уютно освещал страницы.
Дон лежал рядом с хозяйкой, вытянутые лапы кота касались ее колен.
Вошел Морис и присел рядом, стараясь не потревожить кота.
На колени Мирославы он положил распечатку информации, выуженной им из Интернета.
Волгина стала быстро читать, сменяя один лист другим.
– Это проливает свет на то, что вас интересует? – спросил Миндаугас.
Она кивнула:
– Помогает составить представление об интересующей меня особе.
– Слухи могут быть неточными или даже лживыми, – заметил он.
– Конечно, – согласилась Мирослава, – но на безрыбье – и рак рыба.
– Наверное, ее подруги могли бы более… – Он хотел сказать – объективно, но тотчас спохватился и нашел более подходящее слово: —…подробно рассказать о ней.
– Они и рассказали, – улыбнулась Мирослава.
И тут же спросила:
– Может, нам с тобой куда-нибудь поехать?
– Куда?
– В ресторан или в театр…
– Я бы хотел в музей.
– Поедем в музей.
– Когда?
– Да хоть завтра.
– У нас будет время?
– Угу. Я решила устроить себе выходной.
Волгина выполнила свое обещание, и после завтрака они поехали в музей. Морис выбрал Художественный.
Детектив задержалась перед входом в музей, чтобы еще раз прочитать высеченную на памятной доске надпись: «Есть одна священная война – это война трудящихся против эксплуататоров».
Да, прав Наполеонов, никуда не делась из их крови классовая ненависть, бурлившая в крови их дедов и прадедов.
Мирослава была в Художественном музее уже не раз, но не стала роптать, когда Миндаугас купил билеты на всю экспозицию, а это два этажа со множеством залов.
Они ходили по музею четыре с половиной часа, пока окончательно не выдохлись и не потеряли способность впитывать прекрасное…
– Остальное – в следующий раз, – проговорил сжалившийся над Мирославой Миндаугас.
– А ты еще полон сил? – усмехнулась она.