– Глупая шутка!
– Прости, я не хотел.
– Кеша очень симпатичный и милый.
– Сдаюсь, сдаюсь! – Шура поднял обе руки вверх.
Но через мгновенье не удержался и съехидничал:
– В постели он тоже милый?
– Ты же знаешь, что я не сплю с парнями, если не хочу их потерять как друзей, – серьезно отозвалась она.
Наполеонов кивнул.
Оба они не заметили, как потемнели голубые глаза Миндаугаса.
Он видел Колосветова несколько раз и заметил, какими глазами тот смотрел на Мирославу. Морису не понравилось, что она назвала его милым.
– Так зачем ты к нему ходила? – не унимался Наполеонов.
– Не ходила, а ездила.
– Не увиливай от ответа. Или это секрет?
– Какой тут может быть секрет! – всплеснула она руками. – Хотела выяснить, не знает ли он Земского.
– И?
– Что – и? – усмехнулась она.
– Слав, перестань издеваться.
– Я не издеваюсь.
– Ага, каждое слово из тебя приходится вытягивать, а я еще голодный, слабосильный.
Шура ловко утащил из-под руки Мориса кусочек ветчины.
– Ты что, хочешь, чтобы тебе палец отрезали? – строго спросил Миндаугас.
– Нет, я есть хочу. Но ты не уходи от ответа. Знает Кеша Земского?
– Да, знает.
– Но не верит, что это он убил дочку миллиардера, – хмыкнул Наполеонов и добавил: – Если тебя это успокоит, то я тоже не верю.
– Верю, не верю, – передразнила Мирослава, – в любом случае мы должны как можно больше узнать о каждом обитателе дома Бельтюкова и иметь представление о царившей в нем атмосфере.
– Составила свое представление?
– Не совсем, но постепенно складывается определенная картина.
– Слава! Что бы я без тебя делал?
– Иронизируешь?
– Нет, честно-честно. – Он молитвенно сложил на груди руки и скосил глаза на Мориса.
Мирослава расхохоталась:
– Скажи лучше, Шура, что бы ты делал без Мориса?
– Голодал бы, – вздохнул Наполеонов и расцвел, как роза, когда Миндаугас пригласил всех за стол.
Развалившийся на диване Дон со снисхождением смотрел на Шуру. Он-то уже успел полакомиться тушеной куриной печенкой и мог позволить себе подремать часок-другой-третий.
* * *
Мирон долго метался без сна, а когда часы пробили полночь, он услышал шуршание ветра за окном и долго прислушивался к нему, воображая, что по стене бегают мыши, вернее, призраки мышей…
На этом Мирон провалился в сон, точно в яму, заполненную чем-то непонятным. Может быть, и не опасным для жизни, но пугающим и без того мечущуюся от переживаний душу.
Он увидел свет… Зыбкий, дрожащий, пробивающийся из-под двери.
Потом послышались шаркающие шаги.
В комнате стало прохладно…
И тут месяц выплыл из тьмы и прижался крутым лбом к стеклу с той стороны окна.