— Подожди, — улыбнувшись, перебил его Бринский. — Пойдем к Конищуку в землянку, там поговорим…
Посреди поляны ярко горит костер. Красные языки рвутся вверх, достают до ветвей высоких сосен, взметая в небо искры. К костру, на огонек тянутся партизаны.
Спиридон сидит между Сашком и Ваней, взволнованный, в приподнятом настроении. Решительно обо всем расспросил его Бринский и в заключение разговора сказал: «Из тебя получился хороший связной-разведчик. А что, если я назначу тебя связным объединенного отряда? Справишься?..» Спиридону от возбуждения хочется говорить, смеяться, но разговор у костра что-то не клеится. Вокруг сидят не только свои, но и люди Бринского. Конищуковцы ждут, когда «новички» первыми начнут разговор. А те неторопливо курят. Наглотавшись дыма, начинают важно рассказывать о своих боевых действиях, о подорванных составах… Конищуковцы только вздыхают завистливо. Да-a, дали жизни фашистам партизаны Бринского… Не то что они.
Спиридону стало досадно за свой отряд. Сидят все и молчат, словно воды в рот набрали. Еще подумают партизаны Бринского, что конищуковцы в лесу тут прятались, а не воевали. Терпеть больше было невозможно, и Спиридон сердито вмешивается в разговор:
— Мы тоже давали им прикуривать. В Карасине целый гарнизон разгромили… Я даже стихотворение написал…
— Стихотворение? — Усатый партизан из отряда Бринского поворачивает к Спиридону лицо. — Да ну? — Не поймешь, удивлен он или издевается.
— Да, стихотворение, — Спиридон даже привстал. — Не верите, так слушайте:
А что было в Карасине —
Все от смеха прослезились,
Полицаи с немчурою,
Как свиньи, коптились!
Все весело рассмеялись. Спиридон приободрился и продолжал читать частушки, рожденные в его голове по дороге к лагерю.
Когда партизаны, хохотавшие до изнеможения, наконец утихли, усатый партизан, утирая глаза, сказал удивленно:
— Ну, брат, не ожидал. Вот такого виртуоза у нас нет… Как только закончим войну, отправим тебя в Москву. Там, я слышал, на поэтов учат. Настоящих!.. Которые для книжек стихи сочиняют…
— Ох, и жизня пойдет после победы! — встряхивает дремучей бородой Микола Булик. — Я первым делом схожу в баню и пива бокалов шесть выпью… А пиво у нас в Гомеле!..
— Рано еще, калина-малина, о победе говорить, — вздыхает Конищук. — Немец в Сталинград ворвался, за Волгу в бинокль смотрит… Рано…
Конищук встал.
— Ну, хлопцы, погрелись, поговорили, пора на чугунку…
— А кто у вас командир подрывной группы? — спрашивает Бринский.
— Да, калина-малина, я сам вожу, — почесывает затылок Конищук. — Люблю это дело… Сегодня пойдут Булик, Куц, Лазин. — Последним он называет Сашка.