— Непорядок, — качает головой Бринский.
— Ладно, на этот раз поведу еще сам, а потом назначу Лазина, — неохотно соглашается Конищук.
Спиридон с мольбой поглядел на брата: «Возьми с собой!»
Сашко показывает глазами на Конищука: «Просись у него».
Конищук отрицательно качает головой.
— Нет, Спиридон, у тебя своя прохвессия. В партизанском отряде каждый должен знать свое место и дело…
— Так ведь хочется этих гадов своими руками!..
— За тебя дают фашистам прикурить твои крестники, которых ты привел из луцкого концлагеря. Крепко дают!
— А крестного отца не пускают на диверсию! — под смех партизан сказал Спиридон.
Конищук тоже засмеялся и разрешил.
Спиридон думал, что будут ехать верхом, но нет — Сашко подогнал обыкновенную подводу, запряженную двумя немецкими огромными битюгами, которых вряд ли погонишь бегом…
— Фу, — не удержался он, — лучше уж пешком, чем на этих… волах…
Ему никто не ответил, все были озабочены, готовясь в далекий поход.
Оказалось, на телеге тоже неплохо. Фыркают битюги, жалобно поскрипывают колеса, мимо проплывает темный, хмурый лес. Партизаны тихо разговаривают — вспоминают о прошлом, рассказывают друг другу партизанские истории… И ни единого слова о диверсии…
Для партизан это обычная операция, а для Спиридона все было новым и необыкновенным: и тихие разговоры, и фырканье битюгов, и зловещая тишина безлистого леса, и каждый звук, доносящийся из зарослей.
К железной дороге добрались за полночь, когда Большая Медведица стала рассыпать искристую звездную соль. Спиридона пронизывала нервная дрожь — сейчас он собственными глазами увидит, как партизаны ползком будут пробираться к путям, подкладывать мину, как взлетит подорванный паровоз… А может, и его возьмут ставить мину?
Но Конищук не стал даже слушать просьбу Спиридона, он просто взял и оставил его в густом сосняке вместе с подводой. «Взрыв ты услышишь. На первый раз и этого достаточно». Успокоил…
Спиридону не впервые ждать… Но такого, как сегодня, у него не было. В каких-нибудь трехстах метрах отсюда такие дела творятся, а он томись на телеге, слушай сонный шорох елей, считай насупленные звезды… И он не удержался, спустя час пошел по следам подрывников…
Вот они наконец совсем рядом с ним идут кучкой, едва различимые в темноте. Слышен голос Конищука, уверенный, командирский. Не то что в лагере…
— Партизан Гнатюк, идите влево на пост. Булик — вправо на пост. А мы подремлем немного. Как только услышите состав, немедленно давайте сигнал.
Спиридон обрадовался. Сашко хоть и строгий, но свой.
Как только Сашко залег неподалеку от путей, Спиридон осторожно подполз к нему. Брат вздрогнул от прикосновения, обернулся. Даже в темноте видно, как он нахмурился.