Их привезли в луцкую тюрьму и втолкнули в одну камеру. Сашко сразу же припал к глазку двери, услышав шум в коридоре.
— Отец, — позвал еле слышно, не своим, каким-то осевшим голосом. — Посмотрите…
Отец подошел к глазку. По коридору тащили Спиридона. Голова завязана грязной тряпкой, глаз заплыл, ноги волочатся… Отец распрямился, закрыл глаза. Долго стоял так, потом подошел к Сашко, крепко обнял его за плечи:
— Сынок, страшное время настало… Надо выдержать…
Майор гестапо Баумвольф, рыжий, рослый, откинувшись на сиденье «оппеля», прищурено смотрел за окно. Там убегали назад выстроенные вдоль трассы осокори, за ними важно гнались белые приземистые хаты, проплывали зеленые луга… Глаза майора безразлично скользили по июньскому подвижному пейзажу, только когда за окном мелькало полное нежной синевы озерко, его лицо кривила гримаса.
Он уже аккуратно сложил все бумаги в стол, заранее смакуя завтрашнюю воскресную поездку с друзьями на речку Ровное, как вдруг его вызвал шеф. Приказ был короток — выехать в Луцк, помочь местному гестапо развязать язык партизану. Партизан этот многое знает, но молчит… Вот и накрылась прогулка…
Майор наконец подавил в себе раздраженность. Ничего не поделаешь. Служба есть служба. И в нем проснулось любопытство к упрямому партизану. Майор не боялся сильных противников. С ними, конечно, тяжелее, приходится напрягать воображение, хитрить. Но зато какое удовлетворение получаешь, когда побеждаешь.
Майор быстро вошел в канцелярию. Небрежно поздоровался. Следователь, который уже ждал его, подал дело. Майор решил провести допрос экспромтом.
— Проводите к арестованному, — бросил. — В камеру… Впрочем, нет, дайте спокойную, нормальную комнату. Обыкновенный стол, табуретки…
— Ладно, — торопливо сказал следователь и вышел.
…Майор сел за стол в «нормальной» комнате, оглядел ее. Годится.
Скрипнула дверь. Майор поднял глаза. В комнату привели мальчишку. Майор сумел спрятать удивление.
— Ая-яй, — строго посмотрел на гестаповцев, державших Спиридона под руки. — Как вам не стыдно, инквизиторы! Пошли вон отсюда!
Гестаповцы исчезли.
Майор осторожно взял Спиридона за плечи, посадил на стул.
— Ты извини, что так получилось… противно. Сам понимаешь, война, люди всякие в армию попадают. В вашей армии тоже есть такие. Как у вас говорят: на войне как на войне.
Спиридон упрямо смотрел в пол, а майор все говорил, говорил — мягко, ласково. О бессмысленности войны, о прелестях земной жизни, вспомнил о своем доме — он его каждую ночь во сне видит.
Увидел, что голова партизана склонилась вниз.