Навстречу «гостям» вышел отец, хмуро спросил:
— Что вас к нам привело?
Говоря эти слова, он смотрел на немцев, словно Савки и Миколы не было здесь. Савка насупил брови, сверкнул злыми глазами. А как только повернулся к немцам, тут же заулыбался, словно его калачом одарили.
— Вот господа, значит, желают повидаться с твоим сыном-комсомольцем.
Спиридон никогда не видел вечно нахмуренного неторопливого Савку таким проворно-услужливым, разговорчивым. У него даже голос стал тоньше…
— Комсомол? — посмотрел на отца немец со шрамом на щеке. — И недоверчиво повторил: — Он есть комсомол?
— Нет, нет! — засуетился Савка. — Сын его, зон, или как там по-вашему…
Немец понял, хмуро оглядел отца с ног до головы:
— Во ист дайн зонн?[1]
Отец пожал плечами, не понимаю, мол. Савка, стараясь точно передать тон немца, сказал:
— Они требуют, чтобы ты немедленно сказал, где твой сын, иначе голову оторвут…
Отец развел руками:
— Нет его. Куда-то ушел.
— Ушел? А если найдем?
Отец посторонился:
— Ищите. Можете у меня за пазухой посмотреть…
Спиридон оставил корову за воротами, а сам прошмыгнул во двор. Глаза его остановились на Миколе. С какой стати он здесь?
Немцы разошлись по двору. Тот, что со шрамом, заглянул в сарай, брезгливо поморщился, поманил пальцем Савку. Савка угодливо кивнул головой, повернулся к Миколе и, подражая немцу, поманил его. Вскоре из сарая полетело сено, дрова, испуганно закудахтала курица. Белокурый немец, тот, что просил воды, проворно обернулся, в его руке дернулся автомат. Та-та-та, — раздалась очередь. Курица упала. Белокурый деловито пощупал ее и спрятал в свой ранец.
Они искали везде — на чердаках, в хате, в сарае, в огороде. Савка и Микола не поленились даже навоз перековырять за сараем. Немцы забрали еще двух кур, не успевших спрятаться в зарослях огорода, мамины рушники, вышитые красными и черными нитками, и пошли к воротам.
Спустя несколько дней опять зашел Савка.
Задрав бороду, подошел к отцу, хлопотавшему возле сарая.
— Ты еще в хате со своими выродками? Удивляюсь… Чтобы через три дня и духу вашего здесь не было. Видали, занял хоромы… В сарае ваше место… И чтобы мне сына привел. А то… Боюсь, с немцами разговор будет коротким.
Отец так посмотрел на Савку, что тот попятился и скрылся за воротами. Отец плюнул ему вслед.
Свет не зажигали; от огня, полыхавшего в печи, по хате метались красные отблески. Мать хлопотала возле печи. Подавленная, расстроенная. Спиридону хочется подойти к ней, сказать что-нибудь в утешение. Но что скажешь? И он молча сидит на полатях, обняв Грицика, уже посапывающего носом.