Со двора вошел отец, поставил на лавку керосиновый фонарь, сел.
— Поди-ка сюда, мать. И вы, сыновья, подходите. Будем совет держать.
Спиридон осторожно уложил Грицика в постель, подошел к отцу.
— Думал я тут, прикидывал — и вижу: надо нам уносить ноги из села.
— Как это уходить? — встрепенулась мать. — А если Сашко придет? Он даже не будет знать, где нас искать!..
— Ты права, — тяжело вздохнул отец. — Но дома нам оставаться никак нельзя. Савка не успокоится, пока не отправит всех нас на тот свет. Да еще Миколу взял к себе в помощники. Комсомольца. Куда они смотрели, когда принимали его в комсомол?.. Ну, а Сашко… Дочка же наша Катерина останется здесь с детьми и мужем. Сообщим ей потом, где мы…
Тронулись на рассвете, как только первые петухи подали голос. Тихо открыли ворота, тихо выехали на сонную улицу. Настороженно оглядывались — не поднимет ли нечистый дух в такую рань какого-нибудь ретивого немца…
Не слышно никого. Молчат собаки. Только один пес спросонья залаял и умолк.
Миновали последнюю хату, отец на минутку остановил подводу возле вербы.
— Думаю, что на север подадимся, все же знакомая дорога.
Спиридон напоследок посмотрел на Зеленое. Вон майдан, где он перед односельчанами читал стихотворение. Вон клуб виднеется, на нем уже нет красного флага… Клуб еще долго было видно, казалось, он провожал Спиридона. А он вспоминал, вспоминал обо всем — о школе, спектаклях, праздниках, как разносил почту… И все это казалось таким красивым, светлым… Вернутся ли они когда-нибудь в Зеленое?
К обеду напали на копанку, обросшую кустами калины, купырем, устрашающего роста крапивой… Отец остановил быка.
— Вот здесь и перекусим… Вода есть, огонь тоже пока что есть. Хлопцы, ну-ка сбегайте за хворостом…
Когда костер закачал на ветру бледные языки, Спиридон отошел за куст, лег навзничь на душистую траву, загляделся в небо. Глубокий синий шатер, натянутый так, что нет ни одной морщины, накрыл землю…
— Немцы…
Отец произнес это слово тихо, а Спиридон вскочил так стремительно, что небо качнулось.
Прямо на них ехали немцы. На длинной машине, которая, ворча, выплевывала назад пряди грязного дыма. Машина, взревев, поравнялась с ними. Немцы сидели рядами. Руки на автоматах, глаза — вперед. Ни один даже не взглянул на Гнатюков. Как будто они проезжали мимо кустов…
— Господи, пронесло, — перекрестилась мать.
Под вечер, подъезжая к какому-то хутору, заросшему высокими деревьями, еще раз повстречали немцев. Пятеро их шло к хутору. Что-то пели, видно, под хмельком. Окружили подводу, смеются, хлопают отца по плечу, дали сигарету. Им весело, они побеждают наших.