Он был прав. Он чертовски прав! Во всем этом огромном, смердящем помоями и отходами, котловане по имени жизнь, надеяться на справедливость и беспристрастную Фемиду было просто глупо. Ведь тот, кто был хоть чуть-чуть наделен властью или деньгами, мог считать себя выше всего и избегать наказания ровно столько, насколько у него хватит денег и терпения. А мы изменили все это, мы повернули русло в другое направление и за это поплатились… Не думаю, что, когда этот парень заговорит и вся правда вылезет наружу, кто-нибудь вспомнит наши заслуги и скажет слово в нашу защиту.
Я все стоял и смотрел на этого парня. Через огромное стекло мне было легко уловить мельчайшие ниточки характера этого человека. В комнате допросов он находился уже несколько часов. И безуспешные попытки молодых офицеров вытрясти из него такое нужное для нас имя, натыкались на молчаливое лицо дилера. Ему было девятнадцать, когда он впервые сел в тюрьму, а теперь, когда его жизненный хронометр перевалил за тридцать с лишним, угроза посадки в тюрьму была для него своего рода путевкой в санаторий. Он не боялся, это было видно. Презрительно поглядывая в огромную стеклянную поверхность, он понимал, что от тех слов, что он может здесь сказать, зависит вся его дальнейшая жизнь. Его руки, нервно сжатые в кулак, начинали трястись, наступал тот момент, когда организм вспоминал про укол. Это не удивительно. Редкий дилер сам не был наркоманом. Пустые, бесчувственные глаза героинщика, метались по всей комнате, пытаясь найти способ по скорее выйти отсюда. Судьба была его не завидна: он умрет в любом случае. Если расскажет — убьют свои, откажется — умрет в комнате для допросов от ломки. А в такие моменты они готовы на все.
В кабинет, вытирая пот со лба, вошел молодой парень. Всего несколько минут назад он проводил допрос дилера. Но, что этот юнец может противопоставить ему, человеку, половину жизни просидевшему в тюрьме. Посетовав на бесполезность допроса и невменяемость дилера, он с тяжелым выдохом уселся на стоявший рядом стул. Филипп стоял рядом и молча смотрел на меня. Мы оба понимали, что этот полуживой наркоман есть та самая нить Ариадны, которая и выведет нас к цели.
— Что будем делать? Не хочешь вспомнить былое и допросить его?
А был ли у меня выбор? Кто если не я сможет помочь самому себе. Поправив воротник, я вышел из комнаты и сразу зашел в комнату для допросов. Дилер даже не поднял глаза, чтобы увидеть своего нового гостя. Все также опустив глаза в пол и сжав руки, он молча сидел на стуле. От такого напряжения, вся его одежда обильно пропиталась потом, а он сам был похож на мокрого бобра. Швырнув ему под самый нос фотографию сына Гарро, я не спеша присел напротив него. На мгновение, с другой стороны стола послышался дрожащий голос.