— Был командир, да весь вышел. Теперь он командир. — Костомаров-Зубрилин показал на старшину Сократилина, взял котелок, приложился к нему и не оторвался, пока не выдул полкотелка, потом предал Сократилину.
— А сам-то ты пил? — спросил Богдан синеглазого Митьку.
— Так точно, товарищ старшина. Надулся, как клещ. — Митька выпятил живот и постучал по нему кулаком. — Рубанули дай бог.
Красноармеец в распоясанной шинели, заросший до бровей рыжими волосами, ухмыльнулся:
— Шпана ты лиговская, Митька.
— Пошел бы ты, дядя, знаешь куда? — Митька посмотрел на Сократилина и прищурился. — Сказать ему, товарищ старшина, куда?
Богдан погрозил ему пальцем. Митька понимающе кивнул головой и закричал:
— Эй, хан Батый, айда молоко трескать!
Кугушев положил винтовку и, подойдя к Митьке, спросил:
— Чего орешь, глупый башка? Где твой молоко? — Взял котелок с молоком, выпил до дна, вернулся на порог бани и принялся драить винтовку.
Старшина отозвал Митьку в сторону и крепенько предупредил, чтоб тот бросил свои штучки-дрючки. Пока Богдан распекал, Митька слушал внимательно и даже старался быть очень серьезным, а потом поднял на Сократилина озорные глаза:
— А если не брошу? Что вы со мной сделаете? Домой-то все равно не отправите.
Митька Крылов был из Ленинграда. Как только началась война, он первым прибежал в военкомат и записался в добровольцы, хотя ему и семнадцати не было. Каким образом ему удалось провести комиссию военкомата, трудно сказать. Впрочем, для таких, как Митька Крылов, преград не существует.
— А вот возьму да и отправлю, — сказал Сократилин и утвердительно кивнул головой.
— Куда? — изумился Митька. — В Ленинград?
— В тыл. В детдом.
Это Митьку смутило. Он задумался, поскреб затылок и сказал:
— Ладно, договорились… Эй, Кугушев, теперь ты не Батый, а генерал Чингисхан!
Костомаров-Зубрилин, опрокинувшись на спину и задрав вверх ноги, захохотал. Кугушеву тоже стало смешно. Сократилин плюнул и обозвал Митьку мальчишкой.
Наконец-то появились сократилинские подрывники. Они притащили ведро картошки, каравай хлеба и сметану в глиняном черепке. Обычно в таких черепках в деревне кормят кошек.
Могилкин по приказанию Левцова стал чистить картошку. А сам Левцов принялся выламывать на дрова в бане раму и поднял такой шум, что и мертвый проснулся бы. Разбуженные бойцы возмутились и принялись было ругать Левцова, но он один всех перекричал да еще потребовал табаку на закрутку. Левцов вообще, где бы ни появлялся, задавал тон, как петух в курятнике. Сократилин давно уже перестал обращать на это внимание, а тут его вдруг осенило: «А что, если я Левцова назначу командиром отделения? Должен потянуть».