За измену и за вранье.
— А не пошли бы вы к Опаль, ваша светлость? — не выдержав, вывернулась из дерзких рук, по-хозяйски лапавших мою грудь. Отошла от греха подальше, пока голова не затуманилась страстью. Приходилось признать, близость стража оказывала на меня какое-то одурманивающее воздействие. А мне сейчас одурманиваться нельзя совершенно. — Настоятельно советую. Она будет счастлива.
Моран выразительно закатил глаза.
— Я тебе говорил тысячу раз: между мной и мадемуазель де Вержи уже давно ничего нет.
— Кажется, у нас разные представления о понятии «давно», — мрачно заметила я. — Для меня вот несколько дней — это очень даже недавно!
Какое-то время он молча сверлил меня тяжелым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, а потом неожиданно произнес:
— Ты сама в этом виновата! — После чего добавил все тем же невозмутимым тоном: — В тот вечер я не соображал, что творю. И все из-за того, что кое-кто подсунул мне убойную дозу приворотного пойла.
Ух, как же рука чешется! Единственное, что могло сейчас унять этот зуд, — это удар в наглую чародейскую рожу! Сильный такой, от души.
— То есть, по-вашему, мне еще и угрызениями совести следует мучиться? Уйдите по-хорошему, — сквозь зубы попросила я, теперь мечтая ногтями расцарапать наглую мужнину физиономию. Может, хотя бы тогда с нее сойдет это треклятое выражение превосходства и непоколебимой уверенности в собственной правоте. Всегда и во всем.
— Александрин, мы женаты, — ухмыльнулось его чародейство, недобро так, и шагнуло ко мне. — Но это не делает меня вашей комнатной собачонкой, которую вы при желании можете дрессировать. Скорее, теперь вы находитесь в полной моей власти, — ядовито осклабился мерзавец. — И не вам указывать мне на дверь.
— Хорошо, оставайтесь! — нервно передернула плечами. Отвернулась, приняв равнодушный вид, не желая встречаться с прелюбодеем взглядом. — Можете сколько угодно пользоваться этой вашей властью, я слова не скажу. Вслух. А вот мысленно буду проклинать вас каждое мгновение, пока будете совершать надо мной насилие. Потому что добровольно я с вами больше в постель не лягу! — И проворчала, не в силах сдержать ревности и досады: — Нечего было шастать по всяким шлюхам после нашей помолвки.
— Вредная девчонка! — Моран было дернулся в мою сторону, я испуганно отшатнулась. К счастью, в последний момент сумел с собой совладать, процедил глухо: — Вам следует успокоиться. И тогда поговорим. Надеюсь, вы скоро одумаетесь, Александрин. Мое терпение тоже не безгранично.
Меня так и подмывало послать вдогонку дорогому муженьку что-нибудь металлическое и тяжелое. Например, метнуть в него канделябр. Кто знает, возможно, и не устояла бы перед искушением, если бы не резкая острая боль, вдруг вспоровшая живот.