Моран утверждает, в столице сейчас неспокойно. То ли пытается меня запугать и таким образом вынудить сидеть дома, то ли и правда кто-то призывает демонов. И хоть я не собираюсь томиться здесь, как птичка в золотой клетке, но и магической защитой пренебрегать не стану. Раз у самой с магией не сложилось.
Не знаю, с чем у меня там не сложилось, но происшедший тем же утром инцидент значительно поколебал мою уверенность. Набросив на плечи легкую накидку с капюшоном, я решительно направилась вниз.
В груди гулко стучало сердце, колени предательски дрожали, спина взмокла от напряжения. И тем не менее я старалась держаться как королева, а не пленница в собственном доме, каковой уже давно себя считала.
Минуя ступень за ступенью, с холодным величием взирала на загородившего выход дворецкого — долговязого детину с вредным характером и жутко противным скрипучим голосом, который частенько сотрясал стены кухни, когда Гастон распекал кухарку, или доносился из конюшни — когда отчитывал молоденького конюха по имени Жак, не так давно принятого на службу.
В отличие от месье Гастона, этого верного де шалонского пса, Жак мне нравился. Нравилась его открытая улыбка и веселый нрав. Не раз юноша поднимал мне настроение какой-нибудь шуткой, когда я в одиночестве изнывала в саду.
И сегодня, только получив приказ, сразу же послушно ринулся его выполнять.
А этот…
— Ваша светлость желает прогуляться в саду? — Подбоченившись, дворецкий пошел в наступление.
— Моя светлость не обязана перед вами отчитываться. Гастон, будьте любезны, посторонитесь.
Но дворецкий даже не шевельнулся. Упер руки в боки и, важно задрав подбородок, заявил таким тоном, будто разговаривал с какой-то бродяжкой:
— Смею напомнить, его светлость запретил вам покидать дом. Боюсь, я буду вынужден просить вас остаться.
— Боюсь, я буду вынуждена потребовать, чтобы вы отошли, — закипая, процедила сквозь зубы.
Как же он меня бесит. В иные моменты даже больше, чем Моран, этот бессердечный деспот!
Наверное, его чародейская светлость считает, что сможет посадить меня, как какую-то дворнягу, на цепь и, когда приспичит, одаривать своими ласками, после чего сбегать, словно от наскучившей любовницы. А этот подхалим, сейчас нахально ухмыляющийся, знает, на чьей стороне сила, и с удовольствием потакает вредным наклонностям маркиза.
Придется перевоспитывать. Обоих.
Тем более что слуги смотрят. А мне бы не хотелось терять лицо перед ними.
Все эти мысли пронеслись в голове за миг до того, как случилось непонятное. Мгновение — и нарядная ливрея дворецкого занялась пламенем. Огонь заплясал вокруг его до блеска начищенных туфель с пряжками, так и норовя лизнуть белоснежные шелковые чулки.