— Могли бы и накинуть немного, — проворчал дядя Вася. — Даете гроши жалкие. На ваши деньги только веревку купить и удавиться. Я за вас, сукины дети, на фронте кровь проливал. Мешками. А вы копейками отделаться хотите.
— Мы платим по прейскуранту. Плюс от комсомола премия.
— Не премия, а слезы, — сказал дядя Вася. — Совсем не уважаете ветеранов. В прошлом месяце два концерта прошли без меня. Первый — "Комсомольцы — беспокойные сердца" в Доме культуры "Связист", второй "Ты помнишь, товарищ" в Театре киноактера…
— Мы тебя пожалели, — сказал Борис. — Думаем: зал маленький, публики немного. Не стали за тридевять земель гонять заслуженного человека. Решили, пусть отдохнет.
В перерывах между выступлениями эстрадных артистов дядя Вася, увешенный орденами, выходил на сцену и делился воспоминаниями о войне. Поставленным голосом рассказывал, как тяжело было отступать в начале, как горек вкус первого поражения, о переломе в боевых действиях, как погнали немцев, как он прошел всю Европу до Берлина и встретил там победную весну. Он говорил, что теперь фронтовики передали эстафету поколений в крепкие молодые руки комсомольцев, а раз так, — можно быть спокойным за будущее, — голубое мирное небо больше не озарит пожар войны, дело мира обязательно победит и так далее и тому подобное. Все это получалось искренне, со слезой и вообще действовало на публику как надо, ободряюще.
Нанимать на эту роль профессионального артиста, — неэтично, все-таки воспоминания не цирковой номер, не песня. Тут надо, чтобы искренне. Со временем дядя Вася избаловался, стал капризничать, торговаться за каждую копейку, обижаться, если не позвали. Пробовали приглашать настоящего героического участника боевых действий, но получалось невразумительно, — долго, нудно, дребезжащим голосом. Зрителям спать хотелось. И снова просили дядю Васю, — выручи, выступи…
Этот человек появился здесь давно, еще до прихода Бориса, как бы достался по наследству. Биография его была мутной, точно никто не знал, на каком фронте воевал заслуженный ветеран, воевал ли вообще, или награды купил на базаре по случаю. Когда бывший фронтовик попадался Борису на глаза, душу трогало сомнение, сердце ныло, — а вдруг все это кончится большой неприятностью: со временем выяснят, что дядя Вася не доблестный красный воин, а совсем даже наоборот, какой-нибудь недобитый фашист или полицай, который партизан вешал, — а отвечать за все художества, все эти устные экспромты — придется Борису.
— Зачем мне отдыхать? — дядя Вася шмыгнул носом. — Мы, ветераны, не стареем душой. Еще на том свете отдохнем. А сейчас надо думать, как добыть к пенсии лишнюю копейку. Вы платите гроши, а я, — между прочим, воевал…