Тут зазвонил телефон, Борис снял трубку и сразу узнал голос давней подруги Тони Чаркиной. Она говорила нараспев, глубоким голосом, мягко произносила согласные звуки. Да, это было сильное, чувство. Все давно прошло, кончилось, остыло, но голос Тони по-прежнему волновал.
— Да, да узнал, — ответил он. — Недавно тебя вспоминал.
— Ну, спасибо, что еще вспоминаешь, — сказала Чаркина. — Я уж думала, ты имя мое давно забыл. Впрочем, обид на тебя не держу. Вот что, Борис, нам надо встретиться по важному делу. И срочно. Скажем, давай сегодня в шесть часов в сквере на Патриарших прудах. Возле памятника Крылову. На нашем старом месте.
— Я очень занят, — ответил Борис. — Не могу ни сегодня, ни завтра. Вся неделя забита.
— Ты найдешь время, причем сегодня, — в голосе звучала стальная нота. — Не хотела говорить этого по телефону, но придется. Уже пять лет у тебя растет сын. Я никогда не претендовала на алименты или твои разовые подачки. Но тащить и дальше этот воз больше не могу, просто сил нет.
Прижимая трубку к уху, Борис поднялся. Он заволновался, мысли спутались. Тоня продолжала говорить.
— Мне нужна какая-то помощь. Да и тебе не вредно узнать о ребенке. Может быть в твоей душе осталось что-то человеческое, а не только эгоизм и корысть. Может быть, ты захочешь увидеть мальчика, а он захочет увидеть тебя.
Когда они расстались? Кажется, шесть лет назад, или пять? Тоня работала над диссертацией, на кафедре у нее завязался вялотекущий роман с каким-то профессором, который помогал ей в работе, точнее, он эту диссертацию и написал. Тоня сама сказала Борису, что их отношения зашли в тупик. Другое дело профессор, человек солидный, практического ума, с общественным положением… Позднее Борис узнал от общего знакомого, что научная карьера Тони не состоялась, профессор не захотел уйти из семьи, Тоня настаивала на своем, любовь кончилась громким скандалом, разбирательством в профкоме, но детали истории Борису не известны. Кажется, тот профессор вскоре попал в больницу с инфарктом, а оттуда на кладбище. Когда Борис расставался с Тоней, разговоров о беременности не было, вскоре он встретил будущую жену, и почти забыл тот роман.
— Хорошо, я буду в шесть, — сказал он. — Только не надо рассказывать подробности личной жизни по телефону. Этот разговор могу слышать не только я.
— Испугался? Вот в этом все мужчины. Сначала вы пакостите, ломаете жизнь женщине, вытираете о нее ноги, — для того, чтобы удовлетворить похоть. А потом трясетесь. Боитесь, как бы кто не узнал о ваших подвигах. Я могла бы уже сто раз написать правду в твой профком. Если верить анкете, ты — комсомольский начальник, семьянин. А на самом деле — показушник, лжец, который не дает ни копейки на своего же ребенка…