На кончике носа сидели очки в темной оправе, но на окружающих людей Круглов смотрел поверх стекол. Так что, непонятно, зачем он вообще носит очки, для солидности что ли… В кабинете пахло хлоркой и крепким одеколоном "Резеда". Круглов смотрел в анкету, вчитываясь в строки, будто видел эту бумагу первый раз, — держал паузу и шумно дышал. Иногда он что-то говорил, прибавляя любимую присказку — "со всеми вытекающими".
— Нам нужен молодой парень, — сказал он. — У тебя хорошие организаторские способности и писать умеешь. Постоянно в газетах выступаешь. Ну, пишешь о стройотрядах и жилищных кооперативах для молодежи. Стилист, знаток языка. Со всеми вытекающими… А нам нужен человек, который запросто сможет составить, скажем, выступление первому и второму секретарю обкома партии. Ты ведь писал выступления за первых лиц ЦК ВЛКСМ?
— Занимался такой работой, — кивнул Борис.
— Требования здесь высокие, но… Перспективы — будь здоров, со всеми вытекающими. Только между нами: если твою кандидатуру утвердят, будешь иметь ставку на восемьдесят рублей выше, чем у тебя сейчас. Плюс премию в размере оклада. Плюс санаторий. Куда хочешь: Крым, Сочи, Прибалтика… Путевка стоит копейки. Плюс можешь отдыхать семьей, каждые выходные, в Подмосковье. У нас лучшие дома отдыха, какие только есть в стране. Плюс краткосрочные командировки за границу, в социалистические страны. Продуктовые заказы — каждую неделю. Но главное — от нас уходят только на повышение, в ЦК КПСС. Как тебе известно, обком партии и Центральный комитет находятся в одном доме. Поработаешь инструктором обкома, всего пару лет. И переедешь на другой этаж. На другой уровень…
Он поднял голову и внимательно посмотрел на потолок, показывая взглядом, куда именно переедет Борис. Выдержал новую паузу, с чувством подышал и добавил, что сам, лично, напишет рекомендацию в отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС, точнее на имя товарища Суслова. Ну, если у Бориса все будет хорошо по работе. Он встал, взял с подоконника банку чая и налил себе в стакан, не предложив Борису. Долго размешивал ложечкой кусковой сахар, хмурился, о чем-то думал, наконец, спросил:
— Ну, что скажешь?
— Спасибо за доверие. Приложу все силы…
Хотелось сказать другие слова, резкие и злые. Сказать, что торчать тут, в тишине этого убогого кабинета, под портретом Брежнева, целыми днями пить чай и ковырять в носу, изредка изображая перед начальством деятельную активность, — Борису противно, так тошно, что словами не передать. Одна мысль о том, как он сидит и сочиняет выступление какому-нибудь второму секретарю обкома или другому партийному прыщу, выводит на чистом листе бумаги слова и гладенькие фразы про любовь к партии, высокую производительность труда и готовность работать еще лучше, еще эффективнее, — одна эта мысль повергает в уныние и смертную тоску, от которой даже водка не спасет, — только пуля в висок. И растрачивать молодые годы в этом клоповнике, за письменным столом, — это наказание, хуже которого нельзя придумать.