— Это запись с камеры наблюдения из супермаркета «Азбука вкуса». С этой точки отлично просматривается парадное дома академика. Софья Михайловна, что вы делали у Граба в четыре часа ночи?
— Это не я, это моя кузина, — с улыбкой пояснила я. — Вы же видите, вместе с Жанной ее парень. Я даже не знаю, как его зовут.
Между тем Жанна на экране монитора достала из кармана спортивных брюк старинный ключ характерного вида — тот самый, который мне передал Меркурьев, — и отперла подъездную дверь. Следователь переводила глаза с экрана на меня и обратно, и было заметно, что она не верит ни единому моему слову.
— Откуда у Жанны эти ключи? — в голосе следователя Галкиной звучало откровенное недоверие.
— Понятия не имею, — честно ответила я. — Возможно, кузина взяла их из моей сумки, ибо мы живем в одной квартире, и я не имею привычки запирать свои вещи. А вообще-то мы с Жанной непохожи. Она на пятнадцать кило тяжелее и на семь сантиметров ниже. Забейте в гугле «Жанна Жесть» или «Орлянская Дева» и сами увидите, как выглядит моя кузина.
Мне надоело оправдываться, не понимая, в чем дело, и я повысила голос:
— Может, вы объясните, что, собственно, случилось? На каком основании вы меня допрашиваете? И где академик Граб?
— Пойдемте.
Следователь поднялась из-за стола и распахнула дверь в коридор.
— Софья Михайловна, прошу вас.
Я проследовала за Галкиной до кабинета и остановилась в дверях. В комнате царил страшный беспорядок, словно там что-то очень тщательно искали. Картины были сорваны со стен и валялись на полу, мебель перевернута, книги выкинуты из шкафов. И повсюду кровавые отпечатки огромных кошачьих следов. А в кресле, откинув голову и зияя рваной раной в горле, раскинулся бездыханный Викентий Павлович.
— Софья Михайловна, подойдите сюда, — проговорила следователь, приближаясь к залитому кровью телу.
Я подошла и увидела, что на груди убитого, прямо на слипшейся окровавленной бороде, лежит выполненная поляроидом фотокарточка. На снимке изображен насмерть перепуганный академик. Пока еще живой. И в руке Викентий Павлович держит гемму из словно бы подсвеченного изнутри зеленого камня. Гемма представляла собой половину гладко отполированного яйца размером с ладонь взрослого мужчины, на выпуклой части которого была изображена белоснежная церковь, а под ней — некие странные буквы, слагающиеся в какой-то загадочный текст. Нетрудно было догадаться, что это и есть гемма царицы Савской, о которой с таким увлечением рассказывал академик.
— Что здесь произошло? — сдавленно спросила я, начиная догадываться.