Я гляжу на него с несколько иным настроем: смущенно и задумчиво. Мне нравится Джейден, правда. Однако порой не могу его понять. Как он может говорить о родителях так спокойно, что в глазах у него не отражается даже призрачной тени боли или тоски? Он так честно и открыто рассказывает мне о них и о себе, но у меня не укладывается в голове, как можно быть таким счастливым?
Джейден впустил меня в свою жизнь, ничего не скрывая. Впервые со дня смерти родителей вывел лодку на воду и предложил разделить с ним столь важный момент. Я вижу, что он полностью мне доверяет, но знаю, что напрасно, ведь я не рассказала ему правду. Уклонялась, скрытничала и постоянно держала дистанцию. Лгала ему. И так и не сказала, почему избегала его весь год, ни разу не упомянув о Грейс.
Я хочу, чтобы Джейден понял меня, и вместе с тем сама желаю его понять. Надо быть откровенной, раскрыть ему правду, всю, без остатка.
В груди тесно, и я опускаю взгляд на толстовку, которую беспокойно тереблю слегка дрожащими пальцами. Подобные разговоры всегда давались мне с трудом.
– Джейден, – бормочу я. – Хочу кое-что тебе сказать.
Должно быть, по моему озабоченному виду и тихому голосу он догадывается, что я собираюсь сообщить нечто серьезное, поскольку улыбка тут же сходит с его лица, и он выпрямляется.
– Кенз?
Господи, с чего бы начать? Столько всего нужно изложить, а как – совершенно непонятно. Не в силах поднять глаза на Джейдена, продолжаю сидеть с опущенной головой, уставившись на собственные руки.
– Тем вечером в магазине… я покупала пиво не для себя… – признаюсь я и сбиваюсь с дыхания.
Ужасно стыдно говорить, но надо.
– …а для мамы. На кухне спиртного не осталось, она дала мне свои права и отправила за бутылкой.
Сглатываю и осмеливаюсь искоса поглядеть на реакцию Джейдена. Он внимательно смотрит на меня со спокойным сосредоточенным выражением и ждет, когда я продолжу. Как же сложно произносить это вслух! Никогда никому не рассказывала о маминой пагубной привычке. Даже Уиллу и Холдену. Мне всегда было легче задвинуть свои проблемы на задворки сознания, однако сейчас я признаюсь не только Хантеру, но и самой себе.
– Она пьет уже четыре года, – продолжаю я, переводя взволнованный взгляд за спину Джейдена на Скалистые горы, за которые потихоньку садится солнце. – С каждым годом все становится хуже и хуже. Сначала пара бокалов в неделю. Затем – по одному за ночь. Потом по несколько.
Я вздыхаю, чтобы хоть как-то облегчить внутреннее напряжение, но легче не становится.
– Теперь объем измеряется бутылками.
Некоторое время Хантер молчит. Подвинувшись на край сиденья, кладет руку мне на колено.