Так что помогать старику, он не собирался. И уступать своего места тоже. Вот если бы старик оказался из блатных – но тогда он и не подошёл бы сюда. Разместился бы у выхода, в той части коек, что приватизировали люди Худого.
-Старый я. – Буркнул мужик.
-Малой. – Ответил Лёха. Кивком показал на тумбочку. – Верхняя твоя.
Старый скривил губы и, поставив ногу на нижнюю часть рамы кровати, кое-как забрался наверх, где и уснул спустя полчаса.
Старик всё время ворчал и почему-то старался держаться поближе к Лёхе. Он не стал особо ярким воспоминанием или как-то ближе, чем весь остальной ныне окружавший его мир. Но он всё время ворчал. В духе того, что чёрные зоны не бывают такими. Что всё извратили, опошлили, освинячили, что мир сошёл с ума, что экспериментаторы херовы, всех уже задрали, что деревья нынче блеклые, небо никакое, а люди реальные понятия вообще забыли.
В общем, когда этого ворчания не стало, Лёха даже немного заскучал. Но ничего не поделаешь – не для стариков работа с топором. Однажды он замахнулся для очередного удара по стволу дерева, замер на мгновение и просто упал лицом вперёд. Охрана увезла его на своём древнем УАЗике. Утром тело лежало на плацу, пока зона не ушла на работу…
В зимнем лесу очень красиво бывает. Всё серебристое. А когда выглядывает солнце, всё вокруг сияет. Почему-то, Лёха был очарован этой красотой. Особенно, если попадались участки с вечнозелёными деревьями. Они всегда были в снежном кафтане, всегда стояли гордо, прямо.
К сожалению, особо не полюбуешься, когда нужно работать.
И всё же он не упускал шанса, поглазеть на окружающее его великолепие зимнего леса. Заслышав команду на перекур, народ, в основном, смотрел себе под ноги усталом взглядом, а если они переговаривались между собой, то чаще смотрели только друг на друга. Конечно, их взгляды скользили по замёрзшему, одетому в белые шубы, лесу, но лишь скользили. Он не замечал, что бы кто-то замирал хоть на мгновение, с восхищением глядя на открывающиеся виды дикой природы, как частенько случалось с ним. Иногда казалось очень странным, что, пожалуй, кроме него, как минимум в его бригаде, никто не обращает внимания на лес и такое изменчивое, прекрасное небо этого глухого края. Но всё же, только казалось, и лишь иногда – он, конечно же, понимал, почему так происходит. Некоторые люди в принципе природу не воспринимают иначе как ухоженную лесополосу в черте города, где из диких животных наблюдаются только три хромых муравья и пала дохлых гусениц. Отбросив таких, а их не слишком много, можно было бы выразить своё недоумение тем, что остальные так же равнодушны к холодному прекрасному краю. Но только не после того, как ты много месяцев сам был на их месте. Когда всё тело ломит от усталости; когда ты должен следить за тем что б и работать продуктивно и притом не пропотеть, потому как это может привести к скорой и вряд ли безболезненной смерти; когда жрать хочется больше чем жить; когда от холода трещат уши - сложно в такой обстановке восхищаться красивейшими видами дикой природы. А иной раз и вовсе, кажется, что всё вокруг только и ждёт удобного момента, что б тебя убить и, если получится, сожрать. И ему так казалось и, привыкнув к тяжёлой работе, заняв место бригадира после, он понял, что ошибался – мир вокруг, дикий мир, от коего тебя отделяет лишь вышка с пулемётом, жесток, но он не злой сам по себе. Просто он очень жестокий, практичный до предела, циничный и очень простой этот мир диких лесов. И при этом безумно прекрасный. Лёха часто в те дни, замирал на месте и смотрел на лес, возвышавшееся над ним небо, иногда он видел совершенно удивительные картины. И каждый раз он удивлялся, почему раньше не замечал всего этого? Прекрасный, дикий и жестокий мир нетронутой природы.