— Сад.
— Нет, не так, — фыркнул Гедеонов. — Я знаю, где мы находимся. Меня интересуют детали. Я подозреваю, что это очень красивая ночь, а мои глаза, как вы могли догадаться, сейчас не… хм… не слишком функциональны. Одолжите мне свои глаза, прошу вас. Расскажите мне, что они видят.
Его просьба и правда была неплохой, но я, уже подготовившаяся к подвоху и обороне, не знала, как на нее реагировать.
Как описать незрячему человеку лунный свет? Черно-зеленые переливы травы? Бронзу древесной коры в свете фонарей? Как превратить в слово форму, цвет, сияние?
— Э-э… Ну… Сейчас ночь…
Прекрасное начало, а теперь я должна объяснить, что такое ночь. Я внезапно почувствовала себя иностранкой в стране, где никто больше не говорит по-русски.
Но прежде, чем я успела опозориться еще больше, Гедеонов прервал мои мучения.
— Августа Стефановна, успокойтесь, не нервничайте так. Я, в конце концов, не чудовище, которое сожрет вас, если ему что-то не понравится. А чтобы вам было проще, я открою вам один маленький секрет. Я не родился слепым, я ослеп в тринадцать лет, до этого я прекрасно видел, поэтому я знаю, как выглядит дерево, какого цвета листья, что такое свет и что такое тьма. Во тьме, кстати, я разбираюсь почище вашего, но она меня не интересует.
Это и правда облегчило мне жизнь — а еще заинтриговало. Мне хотелось спросить, как он ослеп, что это вообще за болезнь такая: я ни у кого не видела таких глаз, и даже гугл отказался мне помогать.
Но я помнила про его правила и сдержалась. Ему можно было задавать мне вопросы, мне — нет, такая вот несправедливость. И все же я бы уступила его просьбе, даже если бы у меня был выбор.
— Сад темный, но из-за этого очень красиво смотрится подсветка — как будто золотые звезды упали с неба, рассыпались, как бисер, и затерялись в траве… А настоящие звезды еще красивее: они большие и сияют белым, фиолетовым и красным. Одна, кажется, упала, но очень быстро… Видите, из-за вас я не успела загадать желание! Луна прямо над нами, она еще не полная, но уже больше половины. Она белая — теплого белого цвета, как топленое молоко, из-за этого рельеф на ней кажется мне молочной пенкой. Трава колышется вокруг нас от ветра, ее давно не подстригали, и она похожа на волны, которые текут прямо к нам!
Сначала мой голос звучал неуверенно, мне было неловко. Но постепенно я освоилась и начала воспринимать это как игру. Я уже забыла, с чего все началось, мне и самой было любопытно подбирать все больше слов для окружающего мира. Я не просто смотрела на красоту, как в начале своей одинокой прогулки, я впитывала ее, пропускала ее через себя, рассказывала и своему спутнику, и себе, что отражается в моих глазах. Я никогда еще не уделяла этому так много внимания!