Медная гора (Занадворов) - страница 3
— Имею честь доложить: лодки готовы к отплытию! — И, неожиданно засмеявшись, продолжал обычным голосом: — Андрей Михайлович, идите поешьте, и можно отчаливать.
Вся деревня высыпала к пристани провожать экспедицию. Когда Корнев подошел к лодкам, толпа невольно расступилась. Все с уважением глядели на крепкого, коренастого человека в высоких болотных сапогах, на его кожаную потертую сумку, на широкие плечи, распиравшие потертую гимнастерку.
— Можно отплывать? — встретил Андрея Михайловича Буров.
Корнев кивнул головой.
Захлебнулась густыми басами и смолкла гармошка. Смех девчат оборвался. Команда «отчаливай!» покрыла гомон толпы. Десятки рук рванулись к веревкам, чтобы отдать концы.
Лодки вздрогнули. Описав широкую дугу, они вытянулись в кильватер и быстро поплыли против течения. Одно время были слышны только глухие удары шестов и мерное журчание воды, вскипающей под носами лодок.
Вслед неслись крики: «Счастливо, товарищи! Удачи вам!»
Лодки между тем одна за другой скрывались за крутой излучиной.
Корнев еще раз оглянулся назад. Он увидел серые избы, утопавшие в густой синеве хвойного леса, желтую полосу берега и на ней пеструю толпу провожающих. В воздухе полоскались разноцветные платки.
Но и последняя лодка уже обогнула полуостров. Теперь с обеих сторон, плотно замыкая реку, теснились высокие сосны, да к берегу подбегал молодой кустарник.
Через полчаса не стало слышно даже собачьего лая. Последняя связь с внешним миром оборвалась на многие месяцы.
ВВЕРХ ПО ВИШЕРЕ
В полдень лодки одна за другой приставали к песчаной отмели. В больших котелках, обтекших жиром, рабочие варили сытный обед, дремали, растянувшись на траве, и, когда солнце склонялось к западу, снова отчаливали от берега.
А когда сизые сумерки обволакивали мачтовый лес, останавливались на ночлег. На высоком, сухом берегу жгли дымные костры, между деревьями натягивали марлевые полога и в ожидании ужина рассказывали страшные и смешные бывальщины.
И так каждый день.
А на берегах расцветала снежная черемуха; белые восковые лепестки, сорванные ветром, кружились над рекой и тихо-тихо падали на воду. На заливных лугах поднимались высокие сочные травы; среди них горели крупные огненные цветы марьина корня, а по утрам распускались голубые точеные колокольчики. Угрюмые хвойные леса, сбегавшие по склонам хребтов, таяли в жарком солнечном мареве, а на вершинах каменных гигантов еще лежал снег.
Лодки жались к берегам. Посредине реки била сильная струя, а на перекатах уже появлялись белые барашки. К этим перекатам, где вода холоднее, стремились стаи крупных хариусов. Нередко какая-нибудь лодка неожиданно останавливалась и один из людей, сидевших в ней, осторожно подводил к борту трепещущую дорожку. Серебряная рыба, опоясав крутую сверкающую дугу, тяжко шлепалась на дно лодки. Шесты снова погружались в воду, и берега снова плыли навстречу.