Спустившись в одну из старых выработок, он дольше обычного задержался в ней. Узкий проход с грозно нависшей сыпучей кровлей не давал возможности другим присоединиться к нему. Вася Круглов, Буров и Угрюмый сидели у края выработки и прислушивались к глухим ударам молотка. Наконец удары смолкли. Над бортом выработки показалась голова Корнева. Плотный бинт сбился набок, а черная повязка лопнула, и левая рука, словно плеть, безжизненно свисала вдоль тела. Но на сомкнутых губах играла улыбка.
Андрей Михайлович очистил грязь с колен и неожиданно крикнул Бурову:
— Ловите!
Буров едва успел отшатнуться. У его ног шмякнулся на землю камень с кулак величиной. Евгений поднял его, взглянул на ярко-зеленую ленточную окраску:
— Малахит!
— Да.
Пока все осматривали малахит, Корнев безразлично чистил костюм и молчал.
— Слушайте, Андрей Михайлович, скажите, наконец, свое мнение, — взмолился Буров.
— О чем?
— Да уж, конечно, не о погоде я спрашиваю.
— Зря, о погоде стоит поговорить.
— Да ну вас! — вспылил Буров. — Что вы о Медной горе скажете? Какова руда?
— Так бы сразу и говорил, — не меняя ровного тона, ответил Корнев. — А с Медной горой, на мой взгляд, дело довольно ясное. Конечно, решающее слово останется за разведкой, но уже сейчас, мне кажется, можно твердо сказать, что месторождение очень богатое и стоило того, чтобы попотеть для его розысков… — Однако, Евгений Сергеевич, — закончил Корнев, обрывая речь, — вам придется скоро уезжать.
— Почему?
— Вам же надо до ледостава успеть в город и сесть за диссертацию. Она должна удаться на славу.
— Успею, — неохотно проговорил Буров, и они стали спускаться к лагерю.
Передний гирвас нетерпеливо бил копытами землю. Любимая важенка Никиты Оведьева лениво жевала влажный ягель и мутными глазами глядела на хозяина. Никита подошел к ней, гладя одной рукой ее мокрые губы, другой стал чесать у ней за ухом. Важенка сладко закрыла глаза и положила свою голову на плечо Никиты. Но вот Оведьев переступил с ноги на ногу, важенка открыла глаза. Никита еще раз провел рукой по ее губам и решительно подошел к палатке.
— Эй, начальник, ехать пора! Солнце над лесом висит!
— Сейчас, Никита. Подожди минутку, — донесся из палатки голос Бурова.
Он выслушивал последние инструкции, принимал тяжелые квадратные пакеты, просматривал уложенные в ящики образцы и пробы для анализа, наконец вышел из палатки и заскочил в сани.
Олени дружно взяли с места, и сани быстро покатились под гору.
Андрей Михайлович повернулся к тем, кто остался, и тихо сказал:
— Теперь мы на много месяцев отрезаны от мира. Раньше декабря нечего и думать прокладывать зимник. Те, кто выехали сегодня, еще успеют обогнать ледостав. Те, кто выедут завтра, будут по дороге настигнуты зимой.